Индийский хлопок и британский интерес. Овеществленная политика в колониальную эпоху - [9]
Таким образом, к середине 1760-х гг. владения британцев и нагпурского раджи сомкнулись в районе реки Суварнарекха и города Баласор. Аккумулировав функции политического администрирования с правом сбора налогов, что в добавление к коммерческим операциям стало важным источником доходов в казну, Ост-Индская компания обрела вкус к территориальным приобретениям.
Следует учитывать, что сам процесс обретения территорий в могольские времена носил своеобразный характер и был связан с передачей имперским подданным прав фискального контроля на определенных землях и одновременным присвоением ими функций политического управления, при том что формально Великий Могол сохранял верховную позицию[31]. Исследуя семантику термина сварадж (svarājya) в контексте маратхской истории XVIII в., И. П. Глушкова обратила внимание, что в отличие от более позднего значения этого слова, толкуемого как самоуправление или суверенитет, его первоначальный смысл «отражал не форму территориального суверенитета, а закрепление за имперским слугой заминдарских[32] прав и обязанностей… Экспансия маратхов – посредством обычной фитны[33], оплаченной защиты кого-либо от кого-либо или сбора налогов – вовсе не означала ни их легитимности вне „могольского суверенитета“, ни собственной фиксированной территории, ни тем более синхронной непрерывной протяженности последней. Маратхские сардары-военачальники становились временными владельцами земельных наделов-саранджамов[34] внутри суб – фискальных единиц, постепенно перехватывая в них общее администрирование. Тем самым они получали титул субедаров[35], а саранджамы, изначально предназначенные для обеспечения нужд действующей армии, разрастаясь за счет присоединения близлежащих поселений, превращались в наследственные владения» [Глушкова 2016: 205; 207]. Именно с получения Парсоджи в 1690 г. от Раджарама санада на сбор чаутха с Берара и Гондваны началось территориальное оформление Нагпурского княжества[36]. Британцы же хотя и имели иные представления о территории, сформированные десятилетиями проживания в условиях Вестфальской системы, в Индостане практиковали местные модели укрепления на земле, как было упомянуто, путем отъема у могольского наместника права сбора налогов с местного населения, сопровождавшегося демонстрацией военной силы. Также и описанный ниже спор с нагпурским раджой за Ориссу в основе своей имел разногласия по фискальным вопросам.
Именно во время правления Джаноджи между ним и первыми губернаторами Бенгалии Робертом Клайвом (1758–1760; 1765–1767) и Генри Ванситтартом (1760–1765) завязались весьма непростые отношения. По договору 1751 г. бенгальский наваб должен был выплачивать маратхам чаутх с трех провинций – Бенгалии, Бихара, Ориссы. Примерно до 1759 г. это исправно исполнялось. Однако после ослабления маратхских позиций, особенно в результате проигрыша у Пани-пата и укрепления положения британцев в Бенгалии, последние стали манкировать этой обязанностью, а начиная с 1765 г. и вовсе перестали реагировать на просьбы Джаноджи об уплате чаутха. Кроме того, воспользовавшись тем, что договор был утрачен, британцы настаивали на том, что Орисса была передана в пользование Бхосле взамен всех трех чаутхов [Мотт 1930: 18] и ставили условием уплаты этой подати возращение Ориссы под свой контроль и право иметь резидента при нагпурском дворе, на что Джаноджи не соглашался. Орисса была ценным приобретением его отца с важными городами Балешвар, Каттак и Джаганнатхпури. Последний был известным паломническим центром, приносившим огромные доходы[37]. Для британцев же Орисса была тем куском земли, обладание которым могло сомкнуть их пока еще разорванные территориальные владения на западе субконтинента в единую, непрерывную цепь от Бенгалии до Мадраса. У терзаемого выяснением отношений с пешвой и низамом Джаноджи не было достаточных сил, чтобы вступить в военное соперничество с британцами и отстоять завоеванные Рагхуджи привилегии. В свою очередь ост-индские чиновники, только-только утвердившиеся в Бенгалии и Бихаре, старались избегать столкновения с самой значительной силой на субконтиненте. Поэтому урегулирование этого вопроса было облечено в форму многолетних переговоров, сопровождавшихся обменом письмами, делегациями, бесконечным согласованием условий, формулировок и т. д. и поскольку маратхам никто добровольно дань не вручал, санады были не чем иным, как авансом последующих вознаграждений, уведомлением о том, что воины будут признаны собственниками земель, которые они смогут подчинить» [Глушкова 2016: 209]. Как пишет С. Г. Коларкар: «Английское терпение было подвергнуто жесточайшему испытанию, британцы отчаялись подписать соглашение» [Коларкар 1984: 436]. К моменту смерти Джаноджи дело не сдвинулось с мертвой точки. В том числе это объяснялось тем, что Канакпурское соглашение 1769 г. между
