Индивид и социум на средневековом Западе - [2]
Очень важно вдуматься в структуру тех групп и коллективов, которые входили в состав средневекового общества. Верно ли утверждение о том, что социум целиком, чуть ли не без остатка поглощал индивида? Не оказывался ли отдельный человек сплошь и рядом в таких ситуациях, когда ему приходилось опираться на собственные силы? Это касалось не только его практической деятельности, но и ставило личность перед проблемами нравственного и религиозного свойства.
С другой же стороны, надо вновь и самым внимательным образом вчитаться в те средневековые тексты, в которых их авторы силятся поведать своим современникам и отдаленным потомкам о том, каковы они, эти авторы, были. В той части моей книги, в которой содержится анализ исповедей и иных показаний автобиографического и биографического свойства, читатель без труда найдет явные диспропорции. Скажем, таким колоссальным фигурам, как Данте и Петрарка, отведено места куда меньше, чем относительно безвестным персонажам типа францисканца Бертольда из Регенсбурга или полубезумного клирика Опи-цина. Но для такого смещения акцентов, я убежден, имеются достаточно веские основания, и о них пойдет речь в книге.
В поле зрения исследователей западноевропейской средневековой культуры, как правило, преобладают источники, относящиеся к романизованным регионам континента. Германо-скандинавский мир остается в тени. Между тем при изменении перспективы нас поджидают неожиданности. Мир песней «Старшей Эдды» и исландских саг предстает перед нами миром, который я решился определить как мир «архаического индивидуализма». Рассмотрению соответствующих источников посвящена немалая часть книги.
Итак, повторю призыв классика: «За мной, читатель!»
Об этой книге
Мой путь к теме «человеческая личность в средневековой Европе» был долгим. Он наметился еще во время работы над «Проблемами генезиса феодализма в Западной Европе» (1970). Более ощутимо тема эта стала вырисовываться в ходе анализа древнескандинавских поэтических и прозаических текстов (см. книги «История и сага» и «„Эдда“ и сага»). Завершая монографию «Категории средневековой культуры», я убедился в необходимости сосредоточить внимание именно на человеческой личности, ибо она является тем фокусом, вокруг которого и располагаются такие категории, как время, труд, собственность, право и др. Однако в упомянутой книге личность средневекового человека еще не стала предметом специального анализа, и самый этот сюжет отчасти трактовался мною в традиционном эволюционистском ключе.
В дальнейших работах мне приходилось все вновь и вновь к нему возвращаться. Даже занимаясь, на первый взгляд, совсем другими вопросами, я оказывался, подчас невольно, лицом к лицу все с той же загадочной фигурой. Логика изучения средневековой культуры неуклонно подводила меня к теме человека, его самосознания и интерпретации в текстах. Поэтому, когда в 1989 г. Жак Ле Гофф предложил мне написать книгу «Индивид на средневековом Западе» для задуманной им многотомной серии под общим названием «Строить Европу», я ответил согласием.
Книга была написана в начале 90-х годов и опубликована на нескольких языках (но не на русском)>1. Теперь, подготавливая русское издание, я понял, что не могу предложить читателю прежний вариант книги. Тому существуют веские основания.
На протяжении последних лет к проблеме средневекового индивида обратился ряд ученых, которые по-своему ее разрабатывают. Опубликованы новые труды об отдельных выдающихся личностях, таких как Августин, Абеляр, Людовик Святой, Петрарка и другие. Намечены новые подходы к изучению портрета и, шире, интерпретации человека в средневековом изобразительном искусстве; активно обсуждается тема «individuum в средневековой философии». В результате более ясными стали как многоаспектность проблемы, так и трудности, сопряженные с ее анализом.
В самом деле, средневековый индивид — предмет в высшей степени противоречивый и в известном смысле даже невозможный. С одной стороны, изучение таких аспектов средневекового миропонимания, как пространство — время, небесное и земное, жизнь и смерть, образ потустороннего мира, свобода и несвобода, право как одна из основ мироздания, устная и письменная культура и т. д., всякий раз с необходимостью подводит исследователя к ядру этого многоразличного и гетерогенного комплекса верований и представлений, и таким ядром, естественно, является индивид. С другой стороны, если исследователю и удается ухватить в имеющихся источниках те или иные черты мировиденья эпохи, то он находит их преимущественно в качестве симптомов коллективного сознания. Лишь чрезвычайно редко медиевист способен добраться до индивидуальной личности, в сознании которой концентрируются все названные выше и многие другие срезы картины мира.
Трудность заключается не просто в своеобразии средневековых источников, которые одновременно и проливают свет на человеческую личность, и затрудняют доступ к ее познанию, камуфлируя ее единичность системой топосов и стереотипов, — индивидуальное в принципе вряд ли познаваемо. Даже в общении со своим современником мы воспринимаем разрозненные симптомы его индивидуальности, но способны ли мы проникнуть в ее тайники? Чужая душа — потемки, да, пожалуй, и собственная в не меньшей мере.
![Походы викингов](/storage/book-covers/e4/e4b5793e0c0190a19e26970cd8ab13024f819009.jpg)
В книге рассказывается о викингах, чьи походы беспокоили Европу почти триста лет: с конца VII по XI века, став источником легенд о жестоких и кровожадных «северных людях». Автор, обращаясь к сообщениям западноевропейских хроник, сюжетам и описаниям скандинавских саг, археологическим находкам, рассматривает причины и последствия походов викингов не только для западноевропейских народов, но и для самой Скандинавии, рассказывает о торговле и раннесредневековых скандинавских городах, описывает быт и характеризует культуру скандинавов IX–XI веков.
![История историка](/storage/book-covers/aa/aa2dcbe2540e22a929a3cb654841ddccb3141272.jpg)
В книге обсуждаются судьбы советской исторической науки второй половины XX столетия. Автор выступает здесь в роли свидетеля и активного участника «боев за историю», приведших к уничтожению научных школ.В книге воссоздается драма идей, которая одновременно была и драмой людей. История отечественной исторической мысли еще не написана, и книга А. Я. Гуревича — чуть ли не единственное живое свидетельство этой истории.
![Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства](/storage/book-covers/94/94a8a5a1bc92084ff8c45f1d32b8884329042637.jpg)
Книга известного советского ученого-медиевиста продолжает и развивает исследование западноевропейской средневековой культуры с необычной точки зрения: посредством анализа письменных текстов как бы восстанавливается миропонимание широких слоев народа, не имевших доступа к письменности. Автор рассматривает саги и песни, записи "видений" и нравоучительные "примеры", средневековую проповедь, церковные ритуалы и культы, различные свидетельства о драматичной "охоте на ведьм" в конце Средневековья и начале Нового времени и из этих источников черпает обширный материал для воспроизведения духовного содержания жизни средневекового простолюдина.
![Категории средневековой культуры](/storage/book-covers/8f/8f63688300b0408dd7e4c945cec6382ef1190b7c.jpg)
Во втором, дополненном издании книги (первое издание - 1972 г.) воссоздаются определенные аспекты картины мира людей западноевропейского средневековья: восприятие ими времени и пространства, их отношение к природе, понимание права, богатства, бедности, собственности и труда. Анализ этих категорий подводит к постановке проблемы человеческой личности эпохи феодализма. Под таким углом зрения исследуется разнообразный материал памятников средневековья, в том числе произведения искусства и литературы. Для специалистов - эстетиков, философов, искусствоведов и литературоведов, а также широкого круга читателей, интересующихся историей культуры.
![История и сага](/storage/book-covers/bc/bcd45177a7cd7a14cefec91e9db3c5a2f9fca0ff.jpg)
На протяжении многих столетий исландский народ играл роль хранителя культурных традиций древней Скандинавии, развивал и обогащал их. Среди произведений средневековой скандинавской литературы видное место занимает сочинение крупнейшего исландского историка Снорри Стурлусона «Хеймскрингла» («Саги о норвежских конунгах»), в которой изображена история Норвегии и других стран Северной Европы, а также содержится много сведений о соседях скандинавов, в том числе и о Руси. «Хеймскрингла» представляет большой интерес не только как исторический источник, но и как памятник скандинавской культуры, запечатлевший специфическое мировосприятие, отношение к времени, к человеческой личности, восходящие к эпохе викингов этические ценности и нормы поведения.
![Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавов](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Рубль в опасности! : (Как избежать финансовой катастрофы)](/storage/book-covers/60/60c3cc7e163e5241d3a5accdb2d4febe1c2bb2f9.jpg)
Золото и драгоцѣнные камни у насъ есть въ несмѣтном количествѣ; надо объявить на нихъ монополiю государства.
![Дипломатия Франклина Рузвельта](/storage/book-covers/19/195df34713cbd0c60fe7284f19dee3d54d82aed9.jpg)
В монографии на основе многочисленных документальных и мемуарных материалов исследуется критический период американской истории - переход от изоляционизма 30-х годов к глобальной вовлеченности, характерной для современной Америки. В центре повествования - крупнейший политический лидер США в XX веке - президент Франклин Рузвельт, целенаправленно приведший свою страну с периферии мировой политики в ее эпицентр. Это вторая книга в серии политических портретов президентов. Книга рассчитана на преподавателей и студентов исторических факультетов и широкий круг читателей, интересующихся внешней политикой и историей США.
![Русские булки. Великая сила еды](/storage/book-covers/35/35f0cf28bc506558d220860e9de7a75a9d1d0693.jpg)
Игорь Прокопенко в своей новой книге обращается к неизвестным страницам русской истории во всех её аспектах – от культуры до рациона наших предков. Почему то, что сейчас считается изысканными деликатесами, в Древней Руси было блюдами рядовой трапезы? Что ищут американские олигархи в Сибири? Станет ли Россия зоной экологического благоденствия в погибающем мире?
![Восстание 1916 г. в Киргизстане](/storage/book-covers/fe/fe874026620f06a11d229f3e38cd12a9dc533563.jpg)
Настоящая книга содержит документы и материалы по восстанию киргиз летом 1916 г., восставших вместе с другими народами Средней Азии против царизма. Документы в основном взяты из фондов ЦАУ АССР Киргизии и в значительной части публикуются впервые. Предисловие характеризует причины восстания и основные его моменты. В примечаниях приводятся конкректные сведения, дополняющие публикуемые документы. Документы и материалы, собранные Л. В. Лесной Под редакцией и с предисловием Т. Р. Рыскулова.
![Загадки Оренбургского Успенского женского монастыря](/storage/book-covers/c9/c95284b119541be52a7ff151c1372906542d2cd4.jpg)
О строительстве, становлении и печальной участи Оренбургского Успенского женского монастыря рассказывает эта книга, адресованная тем, кто интересуется историей родного края и русского женского православия.
![История как проблема логики. Часть первая. Материалы](/storage/book-covers/35/353713bbc93dc3d5d05d87413beffcf46718dfd9.jpg)
Настоящим томом продолжается издание сочинений русского философа Густава Густавовича Шпета. В него вошла первая часть книги «История как проблема логики», опубликованная Шпетом в 1916 году. Текст монографии дается в новой композиции, будучи заново подготовленным по личному экземпляру Шпета из личной библиотеки М. Г. Шторх (с заметками на полях и исправлениями Шпета), по рукописям ОР РГБ (ф. 718) и семейного архива, находящегося на хранении у его дочери М. Г. Шторх и внучки Е. В. Пастернак. Том обстоятельно прокомментирован.
![Образ России в современном мире и другие сюжеты](/storage/book-covers/d3/d3afee9ad57596f3df41ab20dc030d0add561dd0.jpg)
В книге известного литературоведа и культуролога, профессора, доктора филологических наук Валерия Земскова осмысливается специфика «русской идентичности» в современном мире и «образа России» как культурно-цивилизационного субъекта мировой истории. Автор новаторски разрабатывает теоретический инструментарий имагологии, межкультурных коммуникаций в европейском и глобальном масштабе. Он дает инновационную постановку проблем цивилизационно-культурного пограничья как «универсальной константы, энергетического источника и средства самостроения мирового историко-культурного/литературного процесса», т. е.
![О литературе и культуре Нового Света](/storage/book-covers/03/03a70cf3e7a36437abb3f2d2b13b55cb5494a42e.jpg)
В книге известного литературоведа и культуролога, профессора, доктора филологических наук Валерия Земскова, основателя российской школы гуманитарной междисциплинарной латиноамериканистики, публикуется до сих пор единственный в отечественном литературоведении монографический очерк творчества классика XX века, лауреата Нобелевской премии, колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса. Далее воссоздана история культуры и литературы «Другого Света» (выражение Христофора Колумба) – Латинской Америки от истоков – «Открытия» и «Конкисты», хроник XVI в., креольского барокко XVII в.
![«Срубленное древо жизни». Судьба Николая Чернышевского](/storage/book-covers/46/463da14f8603c4a464f5acbc9c01682d32ce3c8c.jpg)
В книге предпринята попытка демифологизации одного из крупнейших мыслителей России, пожалуй, с самой трагической судьбой. Власть подарила ему 20 лет Сибири вдали не только от книг и литературной жизни, но вдали от просто развитых людей. Из реформатора и постепеновца, блистательного мыслителя, вернувшего России идеи христианства, в обличье современного ему позитивизма, что мало кем было увидено, литератора, вызвавшего к жизни в России идеологический роман, по мысли Бахтина, человека, ни разу не унизившегося до просьб о помиловании, с невероятным чувством личного достоинства (а это неприемлемо при любом автократическом режиме), – власть создала фантом революционера, что способствовало развитию тех сил, против которых выступал Чернышевский.