Индейцы озера Титикака - [10]

Так я вступил на остров. Все это, конечно, еще не означало, что я здесь уже поселился, потому что для этого необходимо было согласие синдиката — крестьянского профсоюза, который руководит сельской общиной. Синдикат тут чрезвычайно влиятелен, и пусть у меня было бы сто рекомендаций от правительства и министерств, коли синдикат скажет «нет» — это окончательно и бесповоротно. Следующего дня я ждал с нетерпением. Мы направили посыльных к секретарю синдиката с просьбой созвать собрание.

Наконец зазвонил колокол, зовущий правление общины и мужчин деревни на площадку перед церквушкой. Редко я испытывал такое волнение, с каким шел туда. Ставкой было мое долгожданное пребывание на острове среди индейцев.

Мы с переводчиком подошли к церкви, когда там почти никого еще не было. У стены сидело несколько мужчин, плотно закутанных в рыжевато-коричневые пончо, в красных и зеленых шапках с ушами, с цветными кисточками на самых кончиках неровных краев. Сидели, молчали, хмуро глядели и лишь иногда двигали челюстями — перекладывали жвачку коки с одной стороны рта на другую. Мы встали поодаль, никто на нас не обращал внимания. Когда все собрались, мы подошли поближе, и обсуждение началось. Сначала говорили все вместе. Однако моему переводчику принимать какое-либо участие в этом не хотелось. Затем начали обсуждать по-настоящему.

Вопросы задавались неспешно, рассудительно. Кто я? Ученый из Европы. Чего хочу здесь, на острове? Познакомиться с жизнью людей, узнать, как они работают, развлекаются, хочу записывать и фотографировать. А для чего? Чтобы рассказать и написать для людей в Европе — они друзья аймара и хотят знать, как аймара живут. Почему хотят знать? Потому что уважают аймара за их старинную культуру и историю, более старую, чем культура инков. Что прошу от синдиката? Лишь возможности квартировать в пустующей комнате бывшей асьенды в течение нескольких месяцев. Кто мне должен поставлять продовольствие? Никто, у меня есть то, что нужно, и если мне потребуется что-нибудь еще, куплю это либо здесь, либо где-нибудь на материке. Не прошу ни от кого ничего.

Тут стало видно, что у отцов общины словно камень свалился с сердца, их бронзовые лица несколько прояснились, хотя и оставались серьезными. Воспользовавшись удобным случаем, я рассказал об аймарской истории, о славе Тиуанако, об аймарской империи, ее размерах и культуре, вообще об индейцах на Американском континенте, о том, что придет время, когда хозяевами в стране по праву будут индейцы, то есть те, кто составляет подавляющее большинство, кто населяет страну и обрабатывает землю. Переводчик повторял все это на красиво звучащем аймарском языке, и атмосфера явно прояснилась. Я закончил вопросом: согласны ли они, чтобы я остался на острове и изучал, как они живут и работают? Не прошу немедленного ответа, а хочу, чтобы они спокойно посоветовались и затем сообщили мне свое решение. Я пустил по кругу несколько пачек сигарет, и через минуту над кружком отцов общины поплыли облачка голубоватого дыма. Остальные жители, само собой разумеется, мужчины, поскольку женщины вообще не имеют права доступа на собрание, расселись группами около членов правления синдиката.

Напряжение достигло высшей точки. Я опять попросил слова и рассказал о том, как вчера был встречен тостами и как танцевал с ними на фиесте. Могу ли остаться, чтобы жить, как они, чтобы помогать им, насколько хватит сил? Группа юношей и молодых мужчин отозвалась одобрительными выкриками и затем — аплодисментами! Я выиграл. Вперед выступает секретарь по связям и объявляет: я могу на острове остаться, а синдикат обязуется мне помогать.

Мой сон стал действительностью. А затем наступил праздничный момент. Главный секретарь подает мне руку, по боливийскому обычаю мы обнимаемся и похлопываем друг друга по спине. Затем выступает вперед секретарь по связям, с которым мы также обнимаемся, потом секретари по делам правосудия, воспитания и школьного образования, сельского хозяйства и т. д. Этот обряд я проделал со всеми взрослыми мужчинами, с юношами же обменялся сердечными рукопожатиями. Застывшие лица оттаяли и озарились улыбками. У молодых открытыми и сердечными, у старых сдержанными и едва заметными. Забегая вперед, скажу, что прошло почти три недели, пока лед был окончательно сломан, мне начали улыбаться даже старики и со мной заговорил старейший житель деревни, стодвадцатилетний дед Сантос Рома, живая хроника всего, что происходило на острове.

С собрания я возвратился в превосходном настроении. Остров мне казался самым красивым местом, а его жители самыми хорошими людьми на свете. Вернувшись в асьенду, я простился с владельцем моторной лодки из Уатахаты, который меня привез, и в течение минуты мы махали друг другу, пока лодка не исчезла за поворотом. Я остался на острове среди индейцев один, лишь с переводчиком — от ближайшего места на материке нас отделяло двадцать километров воды.

От берега до асьенды нас провожали уже знакомые, главным образом молодые люди и дети, которым пришлись по вкусу мои конфеты, подлинная редкость здесь, где даже обычный сахар — недостижимое лакомство. Секретарь по связям уже ждал нас во дворе и передал мне ключ от комнаты, которую предложил нам синдикат. Поскольку комната была запущена, мы решили первым делом привести ее в порядок, чтобы жить по возможности в чистоте и удобстве.