Иная жизнь - [35]

К этому времени я решил активизировать защиту докторской диссертации. В ней обосновывались принципы использования исследовательских судов нового класса — подводных. Теория подкреплялась практикой экспедиционных работ, выполненных на «Северянке». Было несколько предзащит в Государственном океанографическом институте, на географическом факультете МГУ, в Институте техникоэкономических исследований рыбного хозяйства, в Ленинградском гидрометеорологическом институте и, наконец, в ЦНИИ «Агат». Были письменные отзывы от организаций и неофициальные договоренности с возможными официальными оппонентами. Не было главного — ученого совета, который юридически был бы правомочен принять к защите комплексную работу, какой была диссертация. В ней переплелись техника и методы ее использования, биология и физика моря, промышленное рыболовство, навигация и маневрирование, теория вероятностей и стохастических процессов. Ни один институт не брал на себя ответственность разобраться в этом винегрете, выделяя для себя только долю своей специализации. И вдруг я получаю содействие заместителя директора Института истории естествознания и техники АН СССР А. С. Федорова и его рекомендацию: получить у Высшей аттестационной комиссии разрешение единовременно кооптировать в их ученый совет на мою защиту с правом решающего голоса докторов наук, способных оценить диссертацию. Оценив состав возможных специалистов, мы пришли к решению, что защищаться возможно только на соискание степени доктора географических наук. Свой запрос я собственноручно передал в ВАК вместе с ходатайством от ЦНИИ «Агат», собственноручно же, сговорившись по телефону, через три месяца получил и письменный отказ.

«ВАК не сочла возможным дать направление в Институт истории естествознания и техники АН СССР для организации защиты Вашей докторской диссертации, так как экспертная комиссия по географическим наукам отнеслась к этому отрицательно.

Заместитель ученого секретаря ВАК П. С. Костычев».

Добрые люди из «Агата» сообщили мне, что перед этим в ВАК заезжали Захаров и Шингарев.

Осенью 1979 года я принял предложение руководства вновь созданного ЦНИИ «Курс» и перешел туда из «Агата» на должность руководителя научного подразделения. Заместитель генерального по режиму А. И. Плеханов был антиподом Шингарева. Смотрел открыто, улыбался, похлопывал по плечу: «А как по-другому с человеком, благодаря которому я во Франции побывал».

Всплыла одна загадочная история. В 1971 году по приглашению известного океанографа Жака Ива Кусто я оформился в поездку в Бордо на Океанографический конгресс по развитию подводной исследовательской техники. Предварительно выслал доклад. За неделю до отъезда численность советской делегации сократили на две единицы. Я оказался одной из них. Плеханов рассказал, в чем дело. Эти две единицы были замещены представителями КГБ, которые съездили во Францию под видом инженеров-судостроителей. Одним из них и был Плеханов, запомнивший, как Жак Ив Кусто, заглядывая в программу, выкликал меня из зала, приглашая на трибуну:

«Месье Айяйяй! Месье Айяйяй!» Все тайное становится явным. О взаимных обидах здесь не могло быть и речи: на этот раз фортуна повернулась лицом к чекисту.

За Плехановым я был как за каменной стеной. Я не раз удивлялся, как таких доброжелательных людей, как Назаров, Плеханов и им подобные, могли назначать на «собачьи» должности блюстителей режима. Со времен военной службы я встречал стольких монстров, вершащих секретные дела, что и не перечесть, а вот с интеллигентной среди них публикой довелось сотрудничать лишь теперь.

К этому времени я уже трижды выезжал на места предполагаемой посадки НЛО, часто получая служебный транспорт и необходимые бумаги от службы режима.

Первая поездка — в Солнечногорский район к художнику Анатолию Малышеву, которого на «летающей тарелке» прокатили «на тот свет» и обратно. Малышев три года носил в себе эту информацию, но потом решился открыться приятелю Юрию Титову. А тот, не выдержав и трех дней, ночью разыскал меня по телефону. Зная по опыту, что ночной звонок обычно касается срочного вмешательства или контакта, я сразу же спросил: «Контакт?» — «Да». — «Когда можете приехать?» — «Да хоть сейчас». Благо, что в это время все мои домочадцы были в отъезде. В принципе они все меня понимали и поддерживали. Сын и дочь безусловно, всегда и с гордостью, теща молчаливым согласием в рамках дипломатического протокола, Алла по настроению, то сочувствуя, то раздражаясь, особенно когда нарушались семейные планы. Беспокоить их ночью мне бы не хотелось.

Титов поведал историю Малышева, а потом вытащил его на встречу со мной. Одиссея Анатолия Николаевича Малышева представлена в этой книге подробно и под различными ракурсами. Для меня этот случай особенно ценен тем, что он стал первой самостоятельной пробой в исследовании, пожалуй, самого интересного аспекта уфологии — близких контактов. Сейчас этот пласт нашей комплексной науки перерастает в отдельный раздел — контактологию.

Кроме Титова, с нами поехал московский уфолог Лев Чулков и подполковникинженер авиационной службы Николай Александрович Носов авторитет в практической парапсихологии.