Иная - [19]

— Конечно велосипед. Тебе и самому бы не помешало, я права? — сказала я.

Он легонько похлопал себя по животу.

— Бремя среднего возраста растет, — хохотнул он, — особенно поощряемое экзотической кухней и великолепным японским пивом.

Деннису в то время было сорок с небольшим, и на лице и теле у него уже обозначились складки, которых отец был начисто лишен.

— Как тебе Япония? — спросила я.

— Это просто фантастика, — ответил он. — Но работа пошла не совсем так, как мы надеялись.

— Над чем ты работал?

Деннис с отцом переглянулись. После секундной заминки папа сказал:

— Мы проводим кое-какие исследования класса соединений, известных как перфлюороуглеродные.

Должно быть, вид у меня был озадаченный.

— Мы пытаемся получить из них эмульсию, — продолжал он, — способную переносить кислород.

Обычно я задала бы еще сотню вопросов, но такой уровень технических деталей был мне не по зубам.

— Как мило, — только и смогла выдавить я.

Деннис резко сменил тему.

— Скажи-ка мне, Ари, что это за штука у тебя на шее?

Я сняла через голову фланелевый мешочек и дала ему посмотреть.

— Это лаванда. Она должна принести мне удачу.

— Я и не подозревал, что ты суеверна, — бесстрастно заметил отец.

Неделями я надеялась, что папа возобновит наш разговор о По и сиротстве, но он всякий раз направлял урок в иную сторону. Я являлась в библиотеку, вооруженная парой провокационных реплик, которые должны были направить беседу на путь личных откровений. Но уже через несколько минут мы глубоко погружались в совершенно иную тему — об Алексисе де Токвиле,[6] или Джоне Дальтоне,[7] или Чарльзе Диккенсе. Через час после окончания урока я вспоминала свои уловки и восхищалась его умением нейтрализовать их. Временами казалось, что он меня гипнотизирует. В других случаях, как я потом поняла, он отвлекал меня развернутыми метафорами: он пускался в них легко, развивая их в течение разговора.

— В «Тяжелых временах» Луиза смотрит в огонь и думает о своем будущем, — говорил он как-то вечером. — Она воображает, будто его, как нить, прядет «величайший и древнейший мастер — Седое время»,[8] но признает, что его прялка в тайном месте, работа ее не слышна, движения рук беззвучны. Откуда она знает Седое время? Откуда мы все знаем время, кроме как через наше представление о нем?

Казалось, он строит одну развернутую метафору, основываясь на другой.

«Как же это называется? — гадала я. — Может, метаметафора?»

У меня от них порой болела голова. Тем не менее я была настойчивой ученицей. Выяснить хоть что-нибудь о родителях и их прошлом казалось мне куда важнее Дальтона и Диккенса. Поэтому я состряпала план.

В среду вечером, когда по расписанию Деннис должен был провести со мной урок зоологии, посвященный эукариотическим клеткам и ДНК, я заявила, что хочу обсудить смежную тему: гематофагию.

— Да ну? — Деннис вопросительно уставился на меня.

— Ага, — ответила я словечком, которое никогда бы не употребила в присутствии отца. У Денниса была куда более свободная манера преподавания.

— Я прочитала об этом в библиотеке, — сказала я. — Знаешь, про животных, которые пьют кровь: червей, летучих мышей, пиявок.

Деннис открыл рот, чтобы перебить меня, но я гнула свое:

— В энциклопедии говорится, что гематофагия бывает двух типов: необходимая и факультативная. Некоторые животные питаются только кровью, тогда как другие дополняют кровь другими жидкостями. Я хочу понять…

Здесь я споткнулась, не зная, как закончить мысль. «Я хочу понять, к какому типу относится папа, — подумала я. — Я хочу знать, является ли гематофагия наследственной».

Деннис поднял правую ладонь — этот жест он использовал как сигнал остановки, когда учил меня кататься на велосипеде.

— Обсуждение этой темы тебе лучше начать с отцом, — сказал он. — Твой папа работал с пиявками и прочими. В этой области он специалист.

От расстройства я запустила пальцы в волосы — и увидела, как пристально наблюдает за мной Деннис. Он понял, что я заметила это, и покраснел.

— Ари, что ты тут натворила, пока меня не было? — спросил он.

— Первый раз поцеловалась. — Слова вылетели неожиданно.

Деннис попытался улыбнуться. Смотреть на это было неловко. Ему явно было не по себе, но он хотел скрыть свои чувства.

— Я понимаю, что ты растешь и у тебя возникают вопросы, — произнес он, совсем как папа.

— Не говори со мной свысока, — сказала я. — Ты мой друг… по крайней мере, я всегда так думала.

Он снова покраснел.

— Я твой верный конопатый друг.

Но в его голосе чувствовалась неуверенность.

— Пожалуйста, — взмолилась я, — скажи мне что-нибудь. Скажи что-нибудь определенное.

Лицо его обрело обычное добродушное выражение.

— Давай я расскажу тебе о «Серадроне», о наших исследованиях.

Он говорил о растущей потребности в искусственной крови, при том что все меньшее число людей готовы стать донорами. Хотя фирма «Серадрон» производила кровяные компоненты, до сих пор ни им, ни кому-либо еще не удалось создать клинически эффективный заменитель крови.

— Нам казалось, мы на пороге прорыва, — сказал он. — К сожалению, наши исследования в Японии показали, что потенциал удержания эндотелия в сетчатке невелик.

— Не догоняю, — прервала я Денниса, вскинув ладонь.