Инамората - [19]

«Бельвю-Стратфорд» поразил меня позолоченными потолками и арками из итальянского мрамора. Именно так я представлял себе отели, в которых имеют обыкновение останавливаться члены королевских семей; здесь снимают апартаменты оперные певцы, а вот голытьба вроде меня, у кого за душой ни гроша, обходит такие места стороной, ей нечего рассчитывать здесь на радушный прием. Я еще не привык к тому, что даже самые роскошные вестибюли — это общественные места, куда вход доступен и отверженным. Впрочем, от последних меня отличал достаточно приличный вид: на мне было добротное пальто, скрывавшее мятую рубашку и гарвардский галстук. Я считал, что и в дороге человек должен выглядеть пристойно. Так что если кто обратил тогда на меня внимание, то, верно, принял за начинающего репортера или помощника адвоката, который принес бракоразводные документы какому-нибудь незадачливому постояльцу. Я надеялся, что меня примут за делового человека и не догадаются, что на самом деле я представитель «нового класса американских неудачников» (как назвал нас Уильям Джеймс) — другими словами, вечный студент. Я потоптался у горшка с фикусом, опасаясь, что грубые швейцары вот-вот вытолкают меня за дверь, подобно лейкоцитам, изгоняющим опасный вирус. Но, когда дюжина ливрейных лакеев прошла мимо меня, не обратив внимания, я собрался с духом и подошел к стойке администратора. И тут-то я узнал, что существуют более изощренные способы отвадить нежелательного посетителя.

— Извините, сэр, — поджав губы, произнес услужливый клерк, листая регистрационную книгу, — увы, я не могу найти вашей фамилии.

— Вы уверены?

Я еще раз повторил мое имя, добавив по привычке: Финч, как птица.[10] Чтобы уважить меня, администратор сделал вид, что повторно проверяет записи в книге, его палец заскользил по перечню имен. И тут я вдруг услышал, как кто-то окликнул меня с противоположного конца вестибюля.

— Финч!

Я поднял голову и увидел Флинна, он направлялся ко мне вместе с Ричардсоном и Фоксом. Все три господина выглядели прекрасно отдохнувшими и, судя по одежде, собирались провести вечер в городе. Рыжие волосы Флинна были навазелинены, и от него разило так, словно он по самую макушку окунул себя в лосьон. Пожимая ему руку (он оказался левша), я заметил, что с нее исчезло обручальное кольцо. В последний раз я видел Фокса пять месяцев назад, с тех пор он еще больше стал похож на грушу: раздался в талии (видимо, из-за пристрастия к обедам из трех блюд), а нос его стал цвета алой герани. Ричардсон замыкал триумвират; он, как всегда, держался в стороне. Отстав от остальных, он разглядывал величественный позолоченный потолок вестибюля.

— Весьма рад, молодой человек, что вы добрались в целости и сохранности, — сказал Ричардсон, зажигая сигарету.

— Увы, нет.

Я попытался поведать им о моих дорожных злоключениях.

— Прибереги свою историю до ужина, парень, — мы заказали столик у «Букбиндера».

— Столик на троих, — напомнил Фокс.

— Ну где трое, там и четверо, уж они как-нибудь это устроят, — возразил Флинн и обнял меня за плечи. — Бросай возиться со своими чемоданами и пошевеливайся.

Он оглушительно свистнул и заорал на весь вестибюль:

— Ричардсон! Хватит витать в облаках, вызовите-ка лучше такси.

— Произошло какое-то недоразумение, — попытался объяснить я. — В отеле не могут найти мою бронь.

— Как это? — Фокс изобразил удивление и направился к стойке, чтобы вступиться за меня. Он с нарочитым усердием настаивал на том, чтобы администратор еще раз хорошенько проверил записи в книге. Казалось, что двое горе-актеров разыгрывают передо мной сцену из спектакля.

— Имя этого молодого человека должно быть в брони для «Сайентифик американ».

— Увы, сэр.

— Это какая-то ошибка, — заключил Фокс. — Я совершенно уверен, что велел моему секретарю заказать четыре номера.

— Но в заявке говорится только о трех.

— И вы никак не можете поселить этого молодого человека?

— Извините, но в настоящий момент в отеле нет ни одного свободного номера. У нас живут делегаты конгресса педикюрщиков.

— Так вот почему в лифте так воняет, — съязвил Флинн.

— Ага, теперь мне ясно, кто завел разговор, который я только что услышал, — проговорил Ричардсон, проходя мимо. — Известно ли вам, господа, что у ньюйоркцев самые маленькие ступни в Америке?

— Ради всего святого, — воскликнул Флинн, посмотрев на часы, — наши крабовые котлеты уже стынут!

— Поезжайте, — сказал я им. — А я останусь и все улажу.

— Вы уверены? — спросил Фокс.

— Во всяком случае, я так устал, что мне сейчас не до еды.

— Молодец, парень, — похвалил Флинн, что есть силы стискивая мою руку. — Мы привезем вам пару дюжин устриц.

И он поспешил к такси, увлекая остальных за собой.

Я повернулся к администратору. На этот раз я решил применить иную тактику и попытался воззвать к его чувствам: как-никак мы с ним почти ровесники. Я рассказал ему, что провел в дороге почти весь день, что у меня с утра и маковой росинки во рту не было и что я только и мечтаю упасть на кровать и забыться сном. Я намекнул, что поручение «Сайентифик американ», которое привело меня в этот город, сродни тем, за какие получают Нобелевские премии, так что еще одна бессонная ночь, несомненно, негативно скажется на прогрессе медицинской науки и на всем ходе Истории Человечества и поставит под угрозу национальную безопасность. Это была блестящая речь — сам Бэрримор