Имя на камне - [74]
В. Олешко,
Е. Микерова».
На донесении неясным почерком была наложена резолюция на немецком языке и четко выведена подпись: «Майор фон Бард». Я попытался разобрать его почерк.
— Не трудитесь! Есть перевод. Резолюция такова: «Факты возмутительные. Предлагаю сменить охрану». Что скажете?
— Смелые девки, написали правду.
— Кстати, от любого агентурного донесения всегда требуют правды. Оно же секретное, — сказал Крестов.
— Фашистам нужна была правда?
— Ведомству Геббельса она была не нужна, а Канарису, которому подчинялся фон Бард, пожалуй, нужна. Только я сомневаюсь, что в этом донесении — правда.
— Почему?
— В любой забастовке всегда есть зачинщики. Хотя бы один — он может выдвинуться стихийно, но он есть. И фон Бард не мог не знать этого.
— Что же означает его гуманная резолюция?
— Постой-ка… Где-то я видел еще один документ за его подписью. А вот… Но нет точного перевода.
Это был машинописный текст на хорошей бумаге с грифом абверкоманды. Смысл, который мне удалось уловить, был таков: фон Бард предлагал наложить взыскание на какого-то обер-лейтенанта за то, что тот, командуя расстрелом пятнадцати русских, допустил отступление от инструкции. Нарушение инструкции, по мнению фон Барда, выражалось в том, что (следовали пункты):
A. Расстрел производился в непосредственной близости от населенного пункта.
B. Глубина ямы не соответствовала стандарту (менее 3 м), в результате чего наутро могилу нашли разрытой и двое — видимо, раненые — не без помощи местного населения исчезли.
C. Сама процедура казни была растянута и не обеспечила «точного и оперативного выполнения задачи».
Далее майор подчеркивал, что в районе Лампова недопустимо использовать «псковский опыт», и требовал неукоснительного соблюдения инструкций.
— А здесь уже видно лицо фашиста, — сказал я, прочитав текст.
— Этот документ более гуманен, чем та резолюция. Чего требует шеф абвера? Уничтожить без лишних мучений, не закапывать в могилу живых. Альтернативы нет, расстрел предписан свыше. Это фон Бард принимает как должное. И разъясняет: стреляйте, но цирк — это уже лишнее, вредит делу.
Майор был политик, в отличие от садистов из полевой жандармерии, он рассуждал как специалист. Его резолюция на донесении тоже логична с его позиции: охрана, допустившая забастовку, должна быть сменена. «Занимаетесь глупостями, поркой, а надо стрелять», — логика оккупанта.
— Хорошо, ну а гестапо?
— Там были палачи… Суть системы. А то — военная разведка, специалисты на службе у фашизма. Это несколько иное… Они и не ладили между собой, абвер и гестапо. Этот майор был крепкий орешек, недаром за ним гонялась наша разведка. Но взять не смогли. Район штаба армии… Охрана, каратели. Местных партизан они быстро уничтожили, а те, кто остался, ушли в более глухие места, на Псковщину. Ну что, будем дальше копать?
Мы решили, что Крестов продолжит изучение архивных документов, а я тем временем съезжу в соседний город. У нас имелось два адреса. Меня это устраивало — я предпочитал иметь дело с живыми свидетелями.
На следующее утро я отправился в милицию г. Гатчина, чтоб уточнить адрес. Взглянув на мое удостоверение, девушка-сержант сказала:
— Я буду искать, а вы пока зайдите к нашему начальнику.
Он просил.
Пожилой подполковник долго рассматривал мои документы, затем вернул их с улыбкой, добавив, что все в порядке.
— Вы теперь намерены идти к Разутову?
— Да…
— Ну, будем знать… А лучше бы пойти с участковым уполномоченным — все спокойнее.
— А что вам известно о Разутове?
— Это бывший уголовник… После войны сидел. При аресте оказал сопротивление. Почти нигде не бывает. Сидит дома…
— Попробую все же один…
— Ну, как знаете… Выйдет скандал — пеняйте на себя.
К Разутову я поехал под вечер, чтобы уже наверняка застать дома. Нашел корпус, подъезд. Позвонил. Дверь открыл высокий мужчина лет пятидесяти, в гимнастерке, без ремня.
— Мне нужно видеть Разутова Семена Кондратьевича…
— Он самый.
Дверь в кухню открыта. Я вижу на столе две дымящиеся тарелки с супом, две, рюмки, бутылку водки. Пятница…
— У меня к вам будет вопрос.
Никакой реакции, кроме нетерпения и желания отделаться поскорей.
— Что за вопрос?
— Семен Кондратьевич, помогите, если можете, прояснить одно дело. Война. Плен. Тысяча девятьсот сорок второй год. Деревня Лампово. Помните?
Насторожился. Замер. И после долгой паузы сказал:
— Все помню. Так что же? Я свое отсидел. Десять лет. День в день — нам амнистии не было. Или что, решили все заново поднимать?
— В отношении вас — нет. Я пришел к вам лишь как к свидетелю тех событий…
— Так. Прошу в комнату.
И здесь был тот же сервант.
— Если не хотите, то о себе можете совсем не рассказывать. Но если вы знали Валю Михееву или Олешко — это одно и то же, расскажите о ней все, что помните…
На мгновение лицо его просветлело… Он закрыл его руками, опустил голову и сидел так с минуту. Заглянула жена. Видно, ее встревожила его поза.
— Сеня! — громко позвала она.
— Подожди там!.. Дверь затвори!.. — закричал он и замахал рукой.
Потом, немного придя в себя, сказал:
— Как на духу!.. Перед ней моей вины нет. Не я предал!
— Ее расстреляли? — поспешно спросил я.
Длинная пауза, недоумение во взгляде.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Новая книга Николая Черкашина "Белая карта" посвящена двум выдающимся первопроходцам русской Арктики - адмиралам Борису Вилькицкому и Александру Колчаку. Две полярные экспедиции в начале XX века закрыли последние белые пятна на карте нашей планеты. Эпоха великих географических открытий была завершена в 1913 году, когда морякам экспедиционного судна "Таймыр" открылись берега неведомой земли... Об этом и других событиях в жанре географического детектива повествует шестая книга в "Морской коллекции" издательства "Совершенно секретно".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.