Имя дома твоего - [63]

Были дворяне-галломаны; они хотели жить в Монплезрах и Монрепó («Мое удовольствие», «Мой покой»). Приключенцы и читатели путешествий способны были назвать рязанское дворянское гнездо Мысом Доброй Надежды, приднепровскую деревушку в вишневых садочках — Пéрсией... Появился на Украине даже свой Дамаск; впрочем, в официальной переписке он значился как «Гайвороновщина — тож»... Нашелся даже чудак, то ли обладавший чувством едкого и самокритического юмора, то ли страдавший манией величия. Свою вотчину в Рязанской (тоже!) губернии он (а кто мог ему помешать?) наименовал: Герцогство. В Герцогстве числились два двора... И ведь — что ты сделаешь? — не разорись самодур, или не произойди в 1917 году революция, кто-нибудь и сегодня должен был бы в анкетах писать: «Место рождения — Герцогство, Рязанской губернии...»

Были у нас весьма неожиданные имена совсем другого, благородного происхождения: вернувшиеся после наполеоновских войн из похода русские солдаты и офицеры взяли привычку называть селения родного угла в честь тех далеких мест, где они одерживали победы под русскими знаменами, или которые повидали. Так появился Париж — село под Харьковом, тот алтайский Орлеан, о котором шла речь на стр. 141-й, и другие топонимы. О некоторых из них мы еще будем иметь случай вспомнить.

Какой можно сделать из этого вывод? В общем-то, чем затейливее и вычурнее имя, тем больше ему грозит опасностей, тем чаще и скорее отказывается от него или перерабатывает его до неузнаваемости народ. Чем ближе оно по форме и типу к старым народным образцам, тем меньше у него шансов быть искаженным или исчезнуть. Комиссиям по переименованиям и наименованиям улиц, селений, городов нельзя забывать и об этом.

Может быть, вас интересуют имена подхалимские? Бывали и такие. Человек входил «в случай», на {191} него сыпались награды. Само слово «наградить» первоначально значило «одарить городом», «нагородити». Счастливчик приходил в умиление и называл свою новую собственность в честь и восхваление благодетелю — царю, царице, вельможе... Так появился когда-то на Украине Царедар (было такое имение), Милость Куракина или, на худой конец, Судьбодарово: мол, не знаю за что и от кого; не заслужил: судьба одарила!

Народ справедлив: такие проявления обогащения различных властных личностей исчезали обыкновенно много скорее других нелепых имен. Но топонимист может и сейчас натолкнуться на них при своих розысках.

Главка подошла к концу, и позвольте мне рассказать вам напоследок один топонимический анекдот из совсем недавнего прошлого.

До революции я знал семью средней руки помещиков. Пишучи это без их разрешения и согласия, назову их семьей Бутлер. У Бутлерóв было в средней полосе имение — тоже средней руки, не латифундия и не хуторок. Называлось оно, как многие, по престольному празднику: Троицкое-Батурино.

С революцией земля эта перешла народу, а бывшие владельцы и затем их дети, совершенно примирившись с новым порядком вещей, превратились в обычных, стопроцентных советских людей — инженеров, юристов, просто служащих...

Уже после Отечественной войны одному из младших Бутлеров довелось побывать в служебной командировке в местах, где он каждое лето живал в детстве в отцовском поместье. Я не удивляюсь, что ему вздумалось поближе посмотреть на то, что там теперь происходит, что осталось от прош-{192}лого, что заменилось новым. Родной угол всегда сохраняет свою

Вот они — дворянские вздохи и

мужицкие затейливые шуточки.

приманчивую власть над человеком.

Из ближнего городка он отправился пешком на берега милой ему речки Зуши. Но, прибыв на место, развел руками: никаких следов былого! Даже не скажешь, где именно было все это. На месте деревушек — огромные колхозы; взамен сети проселочных пыльных «запутничков» — асфальтированные шоссе. Старые леса уничтожены войной; где были поля, поднялись молодые посадки... Совершенно не в состоянии ориентироваться, он встретил трактор с прицепом и сделал попытку узнать у молодого водителя: где тут поблизости стояло некогда помещичье имение Троицкое. Троицкое-Батурино.

Тракторист почесал в затылке. «Троицкое? Слыхом не слыхал... Да это же, видать, поповское название, церковное... Разве может, чтоб оно осталось? А пожалуй — слух только; может, и не было такого села, сказка какая-нибудь?»

Тут потомок помещиков, экономист Бутлер, орденоносец, ученый, давно забывший «тот мир», но все-таки знавший когда-то здесь каждую пядь земли, возмутился: «Какая же сказка? Было такое имение. Фамилия владельцев была Бутлер!»

— Хо! — обрадовался комсомолец-тракторист, в глаза не видавший ни одного живого помещика.— Так бы и говорили! Это ж вон, над речкой новые выселки: Малые Бутлерá и Большие Бутлерá — птицеферма и семенное хозяйство... Садитесь, я вас мигом подкину...

Старики, переселявшиеся на барскую землю, знали, почему они дали выселкам их новые имена. А для молодежи они потеряли решительно всякий конкретный смысл, стали «только именами» без всякого значения, как Молодой Туд в Калининской области или Большой Пит в Красноярском крае. Назвали, и очень мило... Нам-то что допытываться? {194}