Imprimatur - [151]

обладает мощной терапевтической способностью, ярко проявляющейся при лечении болезни от ужаления тарантула.

– Тарантула? – удивился я, при том, что Кристофано согласно закивал головой.

– В городе Тарант, что в Неаполитанском королевстве, не Редкость напороться на очень ядовитых пауков, которых называют тарантулами, – пояснил лекарь. – Их укус чреват ужасными последствиями: жертва разражается безумным хохотом, катаясь по земле и дергаясь, затем вскакивает, поднимает правую руку, словно гладиатор, готовящийся к бою и совершает уйму забавных телодвижений, а потом вновь с хохотом бросается на землю или принимается изображать генерала либо наемника, после чего требует воды, чтобы освежиться, и ищет прохлады. Если подать тут кадушку с водой укушенный начинает макать в нее голову и судорожно ею трясет – как воробей, купающийся в фонтане. Затем бежит к дереву, карабкается на него и, бывает, проводит на нем по нескольку дней, пока не наступает истощение и он не падает на землю. Но и это еще не все – он встает на колени, стонет, вздыхает, бьет кулаками по земле, будто эпилептик либо лунатик, призывает на свою голову всевозможные кары и несчастья.

– Как страшно! И все это от укуса тарантула? – поразился я.

– Ну разумеется, – подтвердил сказанное Кристофано Робледа. – Не стану распространяться об иных проявлениях магнетизма. Если укусил красный тарантул, лицо укушенного краснеет; зеленый – зеленеет, полосатый – так и лицо становится полосатым. Тарантулы, живущие в воде, вызывают жажду, в теплых местах – гнев, и тому подобное.

– А как же лечить подобное? – все более поражаясь, спросил я.

– Совершенствуя примитивные познания некоторых тарантских местных жителей, – с этими словами Робледа порылся в ящике стола, вынул лист бумаги и с гордостью помахал им передо мной, – отец Кирхер выработал противоядие.

TONUM FRIGIUM[173]

То не перси, а любви цимбалы.

К ним притронься – тотчас зазвучат.

Вздох ли, плач таятся в них немалы.

Хочешь – светлой грусти обучат.

То не роза – сердце, тронутое тленом.

То не молоток, а мысль в мозгу моем.

То не кралечка моя, а дама Смерть,

Что поет о счастии вдвоем.

Мы озадаченно и недоверчиво вчитались в эти малопонятные строчки.

– О нет, речь не идет о магии, – догадавшись о наших сомнениях, принялся пояснять Робледа, – это такие куплеты, которые крестьяне распевают, подыгрывая себе на различных инструментах, чтобы магнетически противостоять яду тарантула. Главное противоядие – не в стихах, а в мелодии, она называется тарантеллой или что-то в этом роде. В результате долгих исследований Кирхеру удалось напасть на исконную мелодию.

Тут отец Робледа вынул еще один смятый лист бумаги с нотными линейками.

– А на каких инструментах исполняется эта мелодия?

– Простой люд Таранта исполняет ее на литаврах, лире, цитре, цимбалах и флейтах. И, разумеется, на гитаре, вот как наш Девизе.

– Словом, вы хотите сказать, что Девизе смог бы вылечить Бедфорда, исполняя эту мелодию? – в замешательстве проговорил Кристофано.

– О нет. Эта мелодия годна лишь для укушенных. Нужна какая-то другая.

– Другая? – спросил я.

– Нужно поискать. Предоставим выбор Девизе. Но помните, дети мои: в безнадежных случаях истинная помощь идет от Господа Нашего, поскольку никто еще не изобрел противоядия от чумы.

– Вы правы, святой отец, – отвечал Кристофано, – и я готов довериться теориям вашего собрата Кирхера.

В эту минуту в моем мозгу забрезжило: arcanae obices.

Кристофано, по его собственному признанию, уже не знал, какому святому молиться, лишь бы вытащить Бедфорда с того света, и потому не хотел лишать его этого последнего средства. Меня он просил сохранять пока в тайне безнадежное состояние англичанина и не оповещать постояльцев.

Позднее, когда я разносил ужин, Кристофано известил меня, что первый сеанс лечения музыкой назначен на следующий день, при этом условились с Девизе, что играть он будет, сидя на пороге комнаты Бедфорда.

– Тогда до завтрашнего утра, сударь?

– Я просил Девизе быть готовым приступить к игре тотчас после обеда, поскольку это наиболее подходящая пора: солнце стоит высоко, и энергия музыкальных вибраций будет распространяться наилучшим образом. Доброй ночи.

Восьмая ночь С 18 НА 19 СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА

– Проклятие! Закрыто!

«Этого следовало ожидать», – мелькнуло у меня, покуда Атто пытался открыть люк, ведущий в каретный сарай Тира-корды. Чуть ранее, когда мы пробирались по подземной галерее в сопровождении едва слышно переговаривающихся Угонио и Джакконио, уже тогда эта новая ночная эскапада с целью проникновения в дом папского лекаря казалась мне обреченной на провал. Было ясно: Дульчибени догадался, что мы его выслеживаем. Вряд ли ему могло прийти в голову, что нам удалось зайти так далеко – вплоть до кабинета Тиракорды, но он явно не желал рисковать в то самое время, когда затевал что-то вместе со своим другом, а возможно, и помимо его воли.

– Простите, господин аббат, – обратился я к Атто, который с раздражением избавлялся от грязи, приставшей к рукам, – но может, оно и к лучшему. Если этой ночью Дульчибени не заметит ничего подозрительного, пока будет коротать время за разгадыванием шарад, глядишь, завтра люк и оставят открытым?