Импотент - [20]

На дачу они приехали к полной темноте; впрочем, в поселке было электричество. Затопили печь, дружно прибрались, выпили-закусили, немного потанцевали под магнитофон и стали петь под гитару, которую захватила хозяйка. Было им тепло, уютно, славно в своем кругу. Наконец, решили спать, но где? Дачка была скромная: одна комната, в передней части которой вдоль стен по-геологически были устроены двое нар. Н. уже подумывал о том, чтобы лечь на чердаке, через который проходила теплая печная труба, тем более, что у хозяйки был спальный мешок, однако женщины решили иначе.

Пока он ходил перед сном погулять и заодно осмотреть подробнее чердак, они обсуждали, с кем его положить — о чем ему много позже рассказывала Елена. У хозяйки имелся муж и, хоть в данное время она была с ним «в контрах», лечь рядом с другим мужчиной считала для себя неприличным. Другая подруга, которая испытывала к Н. не более интимного женского любопытства, тоже проявила солидарность с именинницей. После этих заявлений они обе выразительно посмотрели на Елену.

— Всегда я у вас самая крайняя, — посетовала она и замолчала.

— Вот и ладно, — успокоились подруги. — В случае чего мы тут рядом.

Соответственно, слабую попытку Н. обособиться они пресекли, пожелали им с Еленой спокойной ночи и, выключив свет, улеглись вместе на соседних нарах — на матрасе, но по-туристически, сняв лишь обувь и свитера.

— Ложись и ты, — с командной ноткой в голосе предложила Елена. — Я пока погуляю.

Гуляла она довольно долго («Надеялась, что ты к моему приходу уснешь», — из ее поздних объяснений). Н., конечно, и не думал спать, улегшись бочком с краю. Она вошла очень тихо и еще долго не ложилась, отогреваясь у печки: ночь была ясная, с морозцем. Наконец, легко прошелестела над ним и улеглась лицом к стенке. Тот немного повозился, обозначая тем самым, что не спит и накрыл ее предусмотрительно отвернутым общим одеялом, — а заодно приобнял. Последовавшей за этим реакции он не ожидал: Елену стала бить крупная дрожь. В растерянности Н. обнял ее плотнее и даже стал легонько похлопывать по плечу, еле слышно приговаривая: «Что ты, что ты…». Она не пыталась его оттолкнуть.

Постепенно дрожь утихла, и Елена расслабилась. Теперь Н. всем телом ощущал, как сильно циркулирует в ней кровь и какой чувственностью все в ней переполнено: плечо, которое сжимала его ладонь, рука, соприкасавшаяся с его локтем, неожиданно объемные податливые ягодицы, к которым уже тянулся обрадованный член, длинные нежные ноги, готовые свиться с его ногами… Он скользнул рукой по ее рубашке в подгрудие и, чуть погодя, сжал дальнюю от него соразмерную ладони грудь.

— О-ох! — вдруг громко простонала она и повернулась на спину.

— Лена! — раздался тревожный голос хозяйки, — тебе плохо?

— Не-ет, — по-прежнему громко ответствовала Елена. — Мне хорошо-о!

На соседних нарах что-то невнятно пробормотали и все вновь стихло.

Однако попытки Н. развить успех встретили нежный, но решительный отпор. Его алчущая рука везде перехватывалась ее рукой — по-прежнему трепетной, пылкой, но упрямой. Это сочетание явного желания и стыдливости совсем воспламенили дерзкого, и он, испытывая сильнейшее давление в чреслах, стал ухватывать и ухватывать Елену в самых неожиданных местах, везде ощущая трепетный отклик, и везде настигаем ее быстрыми руками… Их безмолвная, страстная, сладостная борьба продолжалась довольно долго, выродившись в итоге в некое подобие игры. Наконец они, не сговариваясь, заключили перемирие и утихли, обнявшись совсем по-братски.

Наутро, выслушивая от соседок неизбежный набор подначек, они благодушно улыбались друг другу.

Казалось, в ближайшие дни они станут любовниками — тем более что Елена жила одна, в своей кооперативной квартире, вдалеке от совместных знакомых. Но время шло, а Н., проявлявший некоторую настойчивость, еще не проник в ее «будуар». Взамен Елена ввела в привычку совместные обеденные прогулки в окрестностях НИИ, по ходу которых они вели разговоры на самые разные темы: от театральных постановок, аудиозаписей которых было у нее множество, и кинофильмов, которые он знал досконально, до книжных миров, по которым оба в юности попутешествовали всласть; от собственных экономических неурядиц до сравнительного анализа достоинств социализма и капитализма с ответвлением к неясной пока фигуре Горбачева; от геологических и геофизических проблем, над которыми они, соответственно, в то время бились до проблем медицинских, то бишь собственного нездоровья, которое у него начало о себе напоминать, а у нее все было куда похуже…

Здесь, пожалуй, пора описать Елену подробнее. Она была ему ровесницей, значит, тогда ей минуло тридцать пять лет. Ростом ему под стать Елена обладала фигурой легкоатлетки, то есть длинными хорошо развитыми ногами и ягодицами, худощавым туловищем, тонкими руками и небольшой головой на высокой шее. Она и в самом деле занималась бегом, будучи школьницей и в студенчестве и даже установила рекорд своего университета в беге на четырехсотметровке. Свои женские прелести она не афишировала, имея пристрастие к одеждам свободного кроя, и лишь при полном обнажении становилось ясно, как чудесно ее стройные ноги завершаются полными, мягких очертаний ягодицами и как легко над ними возносится изящный стебель гибкого тела. Овально-конусовидные груди были отчетливо обособлены от тела, слегка разведены в стороны и, задорно покачиваясь при ходьбе, как бы поглядывали на замершего в предвкушении мужчину смуглыми торчащими сосками: как мы тебе? А с удлиненного лица в обрамлении темных, волнистых, собранных на затылке волос на него так же вопрошающе смотрели ясные голубовато-серые очи: неужели я, в самом деле, тебе нравлюсь? Только полные губы большого рта были обычно сжаты, не доверяя всем мужикам без разбора.