Имперские ведьмы - [7]

Поначалу торпедники едва не парализовали всякую жизнь в галактике. В первых же боях были потеряны сотни истребителей, что неудивительно, если учесть, что предельная скорость имперского корабля в ту пору составляла десять це. Спасало только явное преимущество в огневой мощи. Слабенькие энергетические разрядники, зачем-то имевшиеся на торпедах, не могли причинить никакого вреда кораблю землян, а подойти вплотную к тихоходному броненосцу или крейсеру торпеда не успевала, ее сжигали раньше. Зато истребители, транспортные катера и крошечные исследовательские кораблики гибли пачками. А ведь именно они, а не медлительные летающие крепости осуществляли львиную долю межзвездных перевозок. Яркая точка торпеды сливалась с кораблем, и, спустя несколько секунд, следовал взрыв. Анализ газов, оставшихся на месте взрыва, неизменно показывал, что взорвались батареи плазменных пушек. Иногда на месте катастрофы находили части корабельного оборудования, но никогда ни единой частицы брони или двигателя. И никаких следов торпеды. Загадка эта оставалась необъяснимой, но и без того ясно, что звездолет, у которого взорвались артиллерийские батареи, будет разрушен до основания.

Казалось, война проиграна вчистую. Капитуляции не было лишь потому, что ее никто не требовал. Единственным положительным следствием войны оказалось то, что перед лицом внешней агрессии сепаратисты уже не смели выступать в открытую. Космические форты, способные выжечь все пространство окрест и потому неуязвимые для торпед, были пусть сомнительным, но единственным гарантом безопасности.

А потом в войне случился если не перелом, то частичное выравнивание сил. Произошло это случайным и совершенно нелепым образом. Исследовательский кораблик, принадлежащий одному из провинциальных университетов, был атакован одиночной торпедой. И на что надеялся молодой профессор биологии, в одиночку отправляясь в опасное путешествие? То есть это как раз понятно — сначала он надеялся проскочить незамеченным, а потом надеяться стало не на что, но умирать не хотелось, и штафирка, лысый очкарик, стал драться. Стрелком он был никудышным, в пять минут расстрелял боезапас единственной пушчонки и, когда торпеда красиво, как на параде, пошла на таран, применил последнее средство, которое оказалось у него, — биоманипулятор.

До той поры биоманипулятор не считался оружием и был принадлежностью не боевых, а исследовательских кораблей. Механизм этот представляет собой упругий липкий жгут длиной около двухсот метров, который наподобие лягушачьего языка выстреливается в сторону добычи. Он с равным успехом может отбирать образцы микрофлоры и спеленать хищного звероящера. Опытный оператор может на расстоянии ста шагов выхватить из роя насекомых заранее указанную мушку, да так, что остальные и не поймут, куда девалась их подруга.

Опрометчивый профессор оказался виртуозом, так что торпеда была крепко спелената во мгновение ока. Она сияла всеми цветами побежалости и вовсю хлесталась своими жалкими молниями, но ничего не могла поделать. Так профессор и доставил ее к ближайшей базе, бережно держа на весу и не осмеливаясь втащить страшную добычу в корабль. Это уже потом установили, что пойманная торпеда не взрывается.

Далее пленницей занимались военные, и окончание истории скрыто покровом секретности. Ходят слухи, что разобрать торпеду так и не удалось, а когда после долгих мытарств непроницаемое свечение погасло, на месте торпеды обнаружилась горстка мелкого сора и двухметровая палка, выстроганная из дерева неизвестной породы. Все это, впрочем, относится к области фольклора, после отбоя в казармах кадетских училищ рассказывают и не такое.

Во всяком случае, именно военные обнаружили, что если спеленатую торпеду поместить в створ плазменной камеры, обычный гиперпространственный двигатель начинает развивать непредставимую мощность, а вернее, при той же мощности позволяет кораблю разгоняться до немыслимых прежде скоростей, хотя и эта скорость была меньше, чем у торпед.

С этого времени всякий самый незначительный борт оборудовался биоманипулятором, и искусству обращения с ним уделялось не меньше времени, чем огневой подготовке. Началась охота за торпедами, и первые быстроходные истребители появились на театре военных действий. Ими и были обнаружены корабли-призраки — настоящие корабли торпедников, которых, по словам генерал-барона Мирзой-бека, за всю войну было сбито, в лучшем случае, несколько десятков. А ведь это были не крейсера, а кораблики, размерами не отличавшиеся от истребителей империи. Огневой мощью призраки похвастаться не могли, но их окружало опасное торпедное свечение, и они обладали неприятной способностью исчезать в самые неподходящие моменты, за что и были прозваны призраками. От прямого боя призраки, стремились уйти, что было им вовсе не трудно.

Война вновь зашла в тупик, что, кажется, удовлетворяло всех сановников империи, кроме Мирзой-бека — европейца с азиатским именем.

Сталкиваться с торпедой один на один Владу еще не доводилось. Тем более в такой критической ситуации. Обычно пилоты старались не рисковать и держались плотным строем. Охотников получить очередное звание за пойманную торпеду было не так много, и большинство из них ловило торпеду не манипулятором, а собственным бортом. Влад не стремился к воинской карьере и предпочитал не подпускать торпеды на расстояние манипуляторного броска. Но сейчас — совсем иное дело. Торпеда была нужна ему во что бы то ни стало. Торпеды не летают при повышенном пси-векторе, и поводок, нацепленный гранд-майором Кальве, тоже не работает в этих условиях. Значит, между ними есть что-то общее. Помудрить бы с пойманной торпедой, с разрядами, которыми она стегается, со свечением, а быть может, и с другими свойствами, о которых даже слухи не ходят… Всяко дело, это лучше, чем впустую скрежетать зубами от чистой, незамутненной ненависти.