Имперская графиня Гизела - [88]

Она остановилась.

Молодая девушка поднялась со своего места и с истинно царским величием встала перед своей мачехой. Бледное лицо, о котором так соболезновала прекрасная баронесса, покрылось теперь жгучим румянцем, и карие глаза долгим презрительным взглядом измерили жалкую, фальшивую комедиантку.

Теперь победа была на ее стороне, что без труда мог прочесть его превосходительство на лице князя и всей теснившейся вокруг толпы, — Пожалуйста, без сцен, Гизела! — проговорил он с мрачной строгостью и едва сдерживая свое волнение. — Ты очень любишь разыгрывать комедии, но здесь не место ждать появления твоих припадков… Госпожа фон Гербек, уведите графиню немного в сторону, пока она не успокоится!

Молодая девушка хотела говорить, но дрожащие губы ее отказались ей повиноваться.

— Бриллианты эти поддельные, ваше превосходительство? — спросил в эту самую минуту португалец спокойным голосом, но тон которого привлек общее внимание.

Оливейра стоял рядом с министром и показывал на камни, украшавшие наряд повелительницы эльфов.

Министр отшатнулся, как будто кто ударил его в лицо; супруга же с глубоко возмущенным видом обернулась к прекрасному чужестранцу.

— Не думаете ли вы, милостивый государь, что баронесса Флери захочет обманывать свет, надевая на себя фальшивые камни? — вскричала она с гневом.

— Ее превосходительство вправе возмущаться вашими словами, господин фон Оливейра, — проговорила подходя графиня Шлизерн с своей саркастической улыбкой. — Что эти чудные камни без изъяна, может вам сказать каждый ребенок в стране, — ибо это знаменитые фамильные бриллианты графов Фельдерн!.. Во славу же они вошли с тех пор, как ими стала украшать себя красавица Фельдерн — она умела носить бриллианты!

И она нежно провела рукой по пепельным, с серебристым отливом волосам Гизелы.

— Хотела бы я видеть эту юную, восхитительную головку, увенчанную этой сияющей диадемой, — прибавила она со спокойно-беззаботной миной, указывая на бриллиантовые фуксии в локонах баронессы.

Женщина эта обладала той редкой способностью немногими словами касаться чувствительного места в душе человека и, играя, наносить в ней тяжкие раны.

Прекрасная баронесса стояла в оцепенении перед своей неумолимой мучительницей; тонкие ноздри ее раздувались в безмолвном гневе.

Неприязнь, поводом к которой служила обоюдная зависть, существовавшая между обеими дамами, хотя и прикрытая лицемерной дружбой, нередко прорывалась наружу и давала его светлости повод являть свою обходительность и рыцарство.

И на этот раз он хотел помешать этому поединку.

— Вы любите драгоценные камни, господин фон Оливейра? — спросил он, возвышая голос, который немедленно должен был заставить все смолкнуть вокруг него.

— Я собираю их, ваша светлость, — отвечал португалец.

Он помедлил несколько секунд, затем быстро проговорил:

— Но убор этот, — он указал на диадему Титании, — интересует меня совершенно особым образом. Я обладаю точно таким же.

— Это невозможно, милостивый государь! — воскликнула баронесса. — Диадема почти четыре года тому назад переделана была по моему собственному специальному рисунку, и парижский дом, который исполнял эту работу, обязательно должен был потом уничтожить этот рисунок, для того чтобы предупредить всякое подражание.

— Я могу поклясться, что эти два убора невозможно отличить по форме, — спокойно проговорил Оливейра, слегка улыбаясь и обращаясь более к князю.

— О, милостивый государь, этим уверением вы лишаете меня лучшей моей радости!.. — вскричала баронесса полушутливым-полужалобным тоном, с нежной выразительностью поднимая на него глаза.

Но сейчас же она опустила их, несколько испугавшись уничтожающей холодности и угрюмой строгости в чертах этого человека.

— Ютта, подумай, что ты говоришь! — сказал министр увещевательным тоном — казалось, последняя капля крови исчезла с его губ.

— Зачем же я буду скрывать, что разочарование это делает меня несчастной? — спросила она дерзко.

И бросив враждебно сверкающий взгляд на португальца, который из воображаемого пламенного поклонника вдруг превратился в дерзкого противника, она продолжала:

— Я не люблю носить того, что можно встретить у каждого!.. Я бы многое дала, чтобы иметь возможность убедиться собственными глазами, насколько основательны ваши уверения, господин фон Оливейра!

— Ну, моя милая, это не так трудно сделать, — проговорила графиня Шлизерн.

— Признаюсь, и мне любопытно знать, до какой степени прав господин фон Оливейра. Лесной дом так близко.

— Не благоугодно ли будет вашей светлости подать знак к началу кадрили? Молодежь стоит там как на иголках, — вмешался министр, пропуская мимо ушей высказанное с таким жаром желание своей супруги и предложение графини Шлизерн.

Женщина с умными глазами и острым языком бросила удивленный, оскорбительно-испытующий взгляд своему союзнику; взгляд, который он позволил себе проигнорировать.

— Слишком рано, слишком рано, любезный барон! — решил князь уклончиво. — Программа заключается танцами.

— Я опасаюсь, ваша светлость, что наша очаровательная Титания не успокоится до тех пор, пока не увидит самый corpus delicti[6] интересующего нас дела, — шутила графиня Шлизерн. — Не правда ли, пикантным интермеццо было бы для всех дам, если бы господин фон Оливейра дал нам возможность решить самим этот спорный пункт?