Имперская графиня Гизела - [13]

Ютта быстро подошла к двери.

Рукою она заслоняла огонь свечки, отчего весь свет сосредоточился на ее лице и стане.

Поистине вся эта картина — прелестная девушка на первом плане, затем глубокая, тонувшая во мраке галерея, портреты, оленьи головы, подобно каким-то туманным, странным видениям выделявшиеся на стенах, все это, оттененное красноватым блеском каминного пламени, в зимнюю бурную ночь невольно должно было пробудить в памяти стоявших там незнакомых людей те волшебные рассказы, где говорится о каких-нибудь заколдованных замках, с витающими в них неземными существами.

Когда Ютта показалась в дверях, к ней подбежала маленькая шестилетняя девочка, смотревшая на нее с выражением любопытства и удивления. Ребенок был так закутан, что только и виден был тоненький носик и огромные раскрытые глаза. Весь костюм был в высшей степени элегантен и богат. На руках девочка держала какой-то очевидно дорогой для нее предмет, заботливо укутывая его капюшоном своего салопчика.

Затем из темноты выделилась мужская фигура; из-под темной, серебрившейся меховой опушки на шапке буквально светилось своей замечательной бледностью лицо, в высшей степени аристократическое. Поспешность, с которой господин поднимался по ступеням, кажется, должна была бы отразиться некоторым образом и на его чертах, но тем не менее они выражали полнейшую сдержанность в то время, когда он остановился перед Юттой. Он ввел ребенка в галерею и поклонился молодой девушке с непринужденностью вполне светского человека, — Там, в экипаже, с беспокойством и боязнью, само собою разумеется, вполне извинительными, ждет моего возвращения дама, — произнес он с едва заметной улыбкой, которая вместе с необыкновенно звучным голосом производила неотразимое очарование, — Будьте так добры, позвольте просить вас позаботиться об этом ребенке, пока я вернусь и представлюсь вам по всем правилам приличия.

Вместо всякого ответа, грациозно положив руку на плечо девочки, Ютта повела ее в комнату, в то время как незнакомец в сопровождении Зиверта отправился к экипажу.

— Мама, я веду к тебе гостя, миленькую маленькую девочку! — вскричала весело молодая девушка. Казалось, от только что происшедшей неприятной сцены не осталось и следа.

В коротких словах она рассказала, что случилось в лесу.

— Так позаботься о чае, — произнесла, поднимаясь, госпожа фон Цвейфлинген.

Своими исхудалыми руками она стала поправлять складки убогого платья, приводить в порядок чепчик и волосы. Невзирая на полнейшее отчуждение от света, в ней было что-то, бессознательно, помимо ее воли сохранившееся от него и напоминавшее о нем, — именно в манере держаться. Этот гордо выпрямившийся тщедушный стан, эти бледные руки, не без грации скрещенные на груди, конечно, не напоминали собою того обворожительного оригинала, изображение которого висело над софой, но тем не менее вся фигура говорила, что и она когда-то была на своем месте в любимом великосветском салоне.

— Подойди сюда и дай мне руку, мое дитя, — проговорила она с выражением благосклонности, обращаясь в сторону, где стояла незнакомая девочка.

— Сию минуту, — отвечал ребенок, до сей поры с некоторой боязнью смотревший на пожилую женщину, — я только спущу не пол Пуса.

Она распахнула салопчик — на руках ее лежал ангорский кот. Животное было закутано в ватное розовое шелковое одеяло и, видимо, стремилось вырваться на свободу. Ютта помогла освободить его, и Пус осторожно был спущен на пол. Он стал изгибаться, расправляя свои члены, очевидно утомленный чересчур нежным попечением, согнул спину и жалобно замяукал.

— Срам какой, ты начинаешь выпрашивать милостыню, Пус? — с упреком проговорила девочка, бросая, однако же, взгляд на стол, где стоял горшок с молоком.

— Бедняжка Пус проголодался, — сказала, улыбаясь, Ютта. — Мы сейчас накормим его, только сперва надо раздеть его маленькую госпожу.

И она подошла к ребенку. Но девочка отодвинулась, отстраняя ее руки.

— Я сама могу это сделать, — произнесла она очень решительно. — Я терпеть не могу, когда Лена меня раздевает, но она всегда это делает, точно я кукла какая.

Сняв сама капор и салоп, она подала то и другое Ютте.

Девушка с видимым удовольствием провела рукою по собольей опушке салопа из дорогой шелковой материи. При этом она почувствовала как бы некоторый благоговейный страх, ибо, по всему было видно, это маленькое созданьице, которое теперь стояло перед нею, принадлежало к очень знатному семейству…

На самом деле ребенок мало походил на других детей, Несколько высокая для своих лет, девочка была очень узка в плечах и худощава донельзя; ее плоская, тонкая фигурка представлялась как бы сжатой дорогим зимним костюмом. Густые, очень светлые, почти бесцветные волосы были острижены, как у мальчика, и зачесаны назад. Эта незатейливая прическа придавала ее личику некоторую угловатость, и с первого взгляда девочка не могла понравиться. Но можно ли было устоять против этих глубоких, невинно смотрящих детских глаз! При взгляде на них забывались и худощавость и угловатость этого маленького личика, Глаза были, действительно, прекрасны. Теперь они серьезно и задумчиво устремлены были на изможденное лицо старой слепой женщины. Девочка стояла возле нее и держала ее руку.