Империя в прыжке. Китай изнутри... - [194]

Значительно более важным является то, что Китаю действительно глубоко безразличен весь остальной мир: китайская культура предельно китаецентрична, и лидерство в мире, населенном варварами, является несчастьем и трагедией, но в принципе не может быть целью.

Поэтому китайские специалисты не только маскируются и стремятся накопить силы, не ввязываясь в преждевременные конфликты, когда отрицают претензии Китая на глобальное лидерство и отказываются даже обсуждать конфликты, не затрагивающие непосредственно интересы Китая (правда, по мере развития последнего и расширения его влияния таковых становится все меньше).

Глобальное лидерство действительно не является и просто не может быть целью носителя китайской культуры по той же причине, по которой большинство взрослых не может прельщать лидерство в группе дошкольников.

Стремление Мао Цзэдуна к превращению Китая в лидера «третьего мира» и к всемерной популяризации своих идей за пределами своей страны было не более чем проявлением давно изжитого современным Китаем постколониального синдрома, стремления доказать (в том числе и самому себе) свое равноправие с «великими державами». Цель была достигнута мирным путем — успешным социально-экономическим развитием, — и о ней забыли.

Китай смотрит внутрь себя, и его стремительное расширение, вызванное погоней за истощающимся спросом, а затем и ресурсами, поставило его в глубоко противоестественное, противоречащее всем его диктуемым его культурой склонностям положение, чреватое постоянным внутренним напряжением.

Хотите смутить китайца — выразите свой восторг движением Китая к глобальному лидерству. Когда это сделал президент Путин, китайские комментаторы буквально разрывались между желанием не обидеть его (что они понимали как свою политическую ошибку) и необходимостью исправить допущенную им ошибку содержательную: Китай думает о себе, а отнюдь не об отношении к себе окружающего мира, по-прежнему глубоко безразличного ему.

Вместе с тем Китай не может и игнорировать окружающий мир. Одним из парадоксов его стремительного возвышения является качественное усиления влияния на него внешних влияний, — и китайское руководство с середины «нулевых» годов прекрасно отдает себе отчет в том, что не может не то что контролировать, но даже и просто прогнозировать реакцию остального мира на свои успехи.

Развиваясь в соответствии со своими внутренними потребностями, Китай осуществляет мощную и разнообразную экспансию, изменяя окружающий мир, — но в силу культурно обусловленной замкнутости на себя и свои интересы не может в полной мере оценивать последствия своих действий для мира и, соответственно, его ответную (в том числе и стихийную реакцию) на свои собственные действия.

Сначала китайские специалисты полагали это «болезнью роста», результатом слишком быстрого увеличения масштабов деятельности Китая, которая временно опередила его аналитические возможности. Однако сохранение данной ситуации на протяжении вот уже почти целого десятилетия порождает подозрения в том, что не универсалистская, а этнически ориентированная культура Китая сдерживает (по крайней мере, пока) его возможность понимать представителей остальных культур и прогнозировать их массовое поведение, в том числе и в значимых для Китая направлениях.

Это создает трудности для повседневного развития, но, главное, кладет вряд ли преодолимую преграду его превращению в мирового лидера.

Помимо того, что Китай не хочет им быть, он по тем же самым культурным причинам и не может им быть, ибо мировой лидер невозможен без универсальной ценности, предлагаемой им всему остальному миру и которую тот в принципе может принять.

Этноцентричность китайской культуры, ее принципиально ориентированный на саму себя, не мессианский характер исключает возможность ее превращения в глобальную альтернативу универсалистским и экспансионистским идеологиям вроде западного либерализма, арабского политического ислама или остающегося потенциальной возможностью коммунизма.

Китай существует для китайцев, — а китайцем, при всем желании, нельзя стать: им можно только родиться. Поэтому Китай, подавая всему миру пример успешного развития вопреки давлению глобального бизнеса, на основе своих собственных сил, остается лишь примером и не может объединить мир вокруг себя в альтернативный проект.

Национализм китайской культуры ставит жесткую и вряд ли преодолимую преграду возможности превращения Китая в глобального лидера: ему нечего предложить остальному, некитайскому миру в силу собственного равнодушия к нему. Этот мир, строго говоря, не представляет для него непосредственного интереса и потому не может быть превращен в его продолжение.

Другое ограничение, рассмотренное выше, — сдерживание свободы творчества рамками культурно обусловленного коллективизма. Китайское руководство вот уже скоро полтора десятилетия прилагает титанические усилия для преодоления этого барьера, но нет никакой уверенности в том, что народ, пусть даже сколь угодно великий, сможет преодолеть ограничение, порождаемое его собственной повседневной культурой.

Между тем, не начав в массовом порядке самостоятельно открывать новые технологические принципы и создавать на основе этих открытий свои собственные технологии, Китай не сможет стать полностью, технологически независимым от Запада.