Империя в прыжке. Китай изнутри... - [156]

Действительно, оптимисты и энтузиасты не учли, что освоение новых месторождений начинается, как правило, на самых лучших участках, что ведет к падению качественных показателей по мере расширения масштабов добычи и не позволяет экстраполировать результаты начальной стадии освоения на сколь бы то ни было продолжительный промежуток времени (попытки такой экстраполяции ведут, как показывает опыт, к серьезным финансовым ошибкам, вплоть до банкротства).

Хотя, по ряду сообщений, доля «сланцевого газа» в общем объеме газодобычи США и выросла с 5 % в 2005 до более чем 20 % в 2013 году,[175] предположения ряда экспертов о том, что к 2035 году его доля достигнет магических 49 %,[176] пока представляются в лучшем случае неправдоподобно смелой и необоснованно рискованной саморекламой.

Тем не менее, даже «остаточные» результаты «сланцевой революции», не вызывающие сомнений в среде самых отъявленных скептиков, представляются существенными не только для всего мирового рынка энергоносителей, но и для глобального развития в целом.

Ведь все технологические проблемы добычи сланцевого газа, широко популяризуемые в последнее время, являются таковыми лишь с точки зрения фирмы.

С точки зрения общества все по-другому: государство поддержало довольно сомнительное начинание и способствовало направлению на него нескольких миллиардов долларов банковского кредита. Эти деньги в основном были потеряны, — но, даже если через разнообразные механизмы страхования и судебных исков государству и придется выплатить их часть, они выглядят сущими копейками на фоне не только триллионных средств, вливаемых в американскую экономику, но и стимулирующих программ собственно бюджета.

Однако, потратив совершенно незначительные и, строго говоря, не свои деньги (а деньги частных банков), США получили резкое снижение стоимости энергоносителей на внутреннем рынке, начало реиндустриализации и вызываемого ею оздоровления социальной структуры общества.

Таким образом, крайняя неэффективность для отдельно взятой фирмы в полном соответствии с классическими примерами советского управления оборачивается огромной выгодой для страны в целом.

Разумеется, бесконечно осуществлять такую политику невозможно: дешевая энергия не стимулирует инвестиции в нее. Однако, с одной стороны, многие корпорации связаны долгосрочными соглашениями, вынуждающими их продолжать добычу энергоносителей даже себе в убыток; задача государства в их отношении сводится к тому, чтобы поддерживать их на плаву, тратя миллиарды для достижения триллионного эффекта.

С другой стороны, многие фирмы и сами научились «держаться на плаву», получая прибыль за счет утилизации разного рода примесей, являющихся ценным сырьем для газохимии (подобно тому, как Катар получает основную часть прибыль не от экспорта сжиженного природного газа, а от добычи на тех же месторождениях газового конденсата).

И, наконец, когда обнажение преувеличенности надежд на сланцевый газ начнет становиться достоянием общественности и рынков, — ничего не стоит поднять новую волну энтузиазма (и, соответственно, частных инвестиций) вокруг какого-либо нового проекта наподобие сланцевого газа. Сейчас в его роли с успехом дебютирует сланцевая нефть (благодаря которой США в конце июля 2014 года впервые за 40 лет года начали экспорт нефти), — и можете быть уверенными: она поддержит дешевизну энергоносителей на внутреннем рынке США еще на несколько лет. Что в условиях оползания мир в глобальную депрессию почти равнозначно вечности.

Благодаря резкому росту добычи нефти (до того снижавшейся на протяжении 30 лет) и газа с 2008 года доля импорта энергоносителей в американском потреблении упал вдвое — с 60 % в 2005 до 30 % к началу 2014 году. В 2013 году добыча нефти впервые за последние десятилетия превысила импорт, а в 2015 году, по, вероятно, чрезмерно оптимистичным прогнозам Международного энергетического агентства, США перегонят по этому показателю и Россию, и Саудовскую Аравию, став мировым лидером.

Снижающиеся благодаря сланцевой революции на американском рынке цены на газ (до самого низкого уровня в мире — менее 100 долл. за тыс. куб. м) и быстрая переориентация на него энергетики потянули за собой цены на уголь и на нефть. В результате снижение цены энергии на либерализованном американском рынке, хотя и оказалось заметно меньше пикового, достигнутого в апреле 2012 года (68 долл. за тыс. куб. м газа — при том, что за несколько лет до этого пиковые максимумы на отдельных рынках превышали 600 долл.), в целом производит впечатление устойчивого. Этот эффект, хотя, вероятно, и в меньших масштабах, чем в настоящее время, сохранится (в том числе в силу мер государственного регулирования: пока администрация США одобрила лишь два проекта по экспорту сжиженного природного газа) даже в маловероятном случае начала широкого экспорта американского газа.

Удешевление энергии не просто заметно поддерживает конкурентоспособность США в условиях приближения острой фазы глобального кризиса, но и способствует их реиндустриализации, создавая условия для реализации соответствующей государственной программы. По имеющимся оценкам, около четверти промышленных производств, выведенных из США в другие регионы с начала 90-х годов, до 2020 года вернутся на их территорию.