Империя - [21]

Моложавый заведующий остановился на одной из ступенек, пропуская всю группу впереди себя и на некоторое время оставаясь с Голощаповой тет-а-тет. Приставшая к нему на этаже особа была крайне назойливой. Отделаться от нее оказалось занятием не из простых. Да и тратить на эту женщину чересчур много времени эскулап также не имел права. В конце концов, он находился на работе, и у него имелись самые прямые обязанности.

— Вы — посторонняя, женщина. — В его голосе уже засквозили нотки раздражения, хотя он искренне старался этого не показать. — Извините, у меня обход. Вам нельзя здесь находиться. Всех благ.

Эскулап продолжил свой путь, нагнал коллег на следующем лестничном марше, и весь консилиум повернул в коридор на втором этаже. Лиза осталась стоять на той же самой точке, где ее и оставил неприветливый и черствый, на ее взгляд, заведующий отделением. Уходить она не торопилась. Огорчение и явная беспомощность проступили на ее усталом лице. Лиза прекрасно понимала, что она должна была что-то предпринять. Какие-нибудь существенные шаги, которые могли бы реально помочь Ольге Кирсановой. Но какие, она не знала. Да и то, как встречались ее просьбы, направленные к людям, от усилий которых зависело Олино здоровье, не прибавляло ни малейшего оптимизма. Сзади неслышно приблизилась уже знакомая Голощаповой медсестра в коротком халатике, все это время наблюдавшая за женщиной со стороны, и бережно подхватила ее под локоть.

— Пойдем, бабуля, — ласково произнесла девушка.

— Куда? — Лиза растерянно обернулась, пытаясь сосредоточиться на невесть откуда взявшейся собеседнице.

— Я тебя провожу, пока совсем не обматерили. — Продолжая держать Елизавету Михайловну за руку, блондинка спустилась на пару ступеней. — Пойдем?

— Пойдем, — обреченно выдохнула домработница Кирсановых.

Выбора у нее не было. Она послушно спустилась вниз вместе с сопровождающей ее молоденькой медсестрой и уже спустя пару минут покинула здание клиники. Увидеться с Ольгой Сергеевной ей так и не позволили. Ей вообще ничего не позволили. Дескать, посторонний человек. А какой же она посторонний?

Сдерживая слезы, Лиза неторопливо спустилась в подземный переход и двинулась на противоположную сторону, где на автомобильной стоянке она припарковала свой старенький «фольксваген-жук». Звук во всю ширь растягивающего меха аккордеона оглушил Голощапову. Она подняла свою склоненную голову.

Прижавшись к кафелю стены, на аккордеоне вовсю наяривал не очень трезвый и далеко не чистый «музыкант». Перед ним, у самых ног, скромно притулился пластиковый пакет с мелочью, а рядом стояла маленькая раскладная скамейка. Но сидеть аккордеонист явно устал и сейчас предпочитал находиться в вертикальном положении, раскачиваясь, правда, при этом из стороны в сторону. Он самозабвенно горланил полублатную-полуфронтовую песню, но сказать, что нестерильный мужчина претендовал на идеальный слух и приятный, хорошо поставленный голос, было нельзя. Так, как пел он, пожалуй, сумел бы спеть каждый из нас за столом в момент дружеской вечеринки. Все лишь зависело от меры выпитого.

Елизавета Михайловна быстро прошла мимо, но затем, поддавшись какому-то внутреннему импульсу, резко остановилась, вернулась назад и встала напротив музыканта. Тот же, заметив потенциального слушателя в непосредственной близости, заголосил еще громче и принялся интенсивнее растягивать в разные стороны свой музыкальный инструмент. По прошествии трех минут, в течение которых Голощапова не подавала никаких признаков активности и желаний вознаградить певца, мужчина прервал свое исполнение и тоже уставился на странную женщину.

— Барышня, — хрипло произнес он с достоинством законченного алкоголика. — Вы или заплатите за концерт, или не платите, но тогда проваливайте. Для халявщиков я не солирую.

Лиза тут же очнулась от своего гипнотического состояния, поспешно расстегнула сумочку и, выудив из нее купюру, осторожно опустила деньги в пакет. Лицо солиста озарилось счастливой улыбкой. Вот это уже было другое дело! Никакой халявы. Вполне честные коммерческие отношения. Один поет, играет, другой за это платит. Все как за рубежом. Все как при капитализме.

— Можно я посижу? — грустно обратилась Голощапова к пьяному музыканту.

— Где? — не понял тот.

— Здесь. — Она кивнула в сторону низенькой скамеечки.

— Зачем?

Мужчина действительно недоумевал и не мог сообразить, чего именно от него хотят. Еще никто ни разу в жизни не изъявлял желание приземлиться рядом с ним. А тут вдруг женщина! Сама напрашивается. Не в себе, может быть, она?..

— Отдышаться надо. Решить, как жить дальше, — с улыбкой призналась Елизавета.

— Ха! — громко усмехнулся уличный музыкант. — Все наши решения давно предрешены, — философски заметил он. — Нострадамуса читали?

— Нет, — честно ответила Голощапова, поражаясь необычной эрудированности алкоголика.

— И я — нет, — успокоил он женщину и уже более доброжелательно указал рукой на свою скамейку. — Садитесь.

Елизавета Михайловна послушно уселась и почему-то почувствовала себя от этого значительно увереннее.

— А вы играйте, играйте, — милостиво разрешила она мужчине с аккордеоном.