Империя террора - [9]

Чиун прилежно игнорировал его. Бандит подошел к видеомагнитофону, выключил его и вытащил кассету.

Чиун поднялся одним плавным движением, которое всегда так восхищало Римо. Пытаясь воспроизвести его, Римо каждый раз оказывался повернут не туда, куда собирался повернуться. Чиун совершал это движение автоматически. Некоторые вещи неподвластны даже возрасту.

Чиун взглянул на верзилу, и Римо понял, что старик увидел карие глаза и узнал соотечественника.

– Пожалуйста, верните мою кассету, – сказал Чиун, простирая руку.

Верзила ухмыльнулся и с искаженным от ненависти лицом произнес по-корейски какую-то быструю невнятную фразу, из которой Римо не понял ни слова.

Чиун подождал, пока он закончит, и затем тихо сказал по-английски:

– А ты, кусок собачьего корма, ты недостоин крови, которая течет в твоих жилах. А теперь верни мою кассету. Я, Мастер Синанджу, приказываю тебе.

Лицо дюжего гангстера побледнело, и он медленно произнес:

– Нет никакого Мастера Синанджу.

– Глупец! – голос Чиуна зазвенел. – Несчастный полукровка, не пробуждай во мне ярость. – Он вновь протянул руку к кассете.

Кореец уставился на руку Чиуна и перевел взгляд на кассету. Затем с каким-то рычанием он схватил кассету двумя руками и разломал ее пополам, как будто это был брикет мороженого. Куски он швырнул на пол.

Прежде чем они упали, на полу оказался он сам.

С гневным криком Чиун взвился в воздух. Его нога глубоко погрузилась в горло корейца, и тот рухнул, как подкошенный. Его сведенное судорогой тело медленно обмякло.

Чиун развернулся в воздухе и приземлился на ноги, лицом к Римо и к итальянцу. Его тело балансировало на копчиках пальцев ног, а кулаки, прижатые к бедрам, напоминали смертоносные булавы. В целом это было живописное изображение идеального орудия убийства.

Римо услышал судорожный вздох итальянца и шелест одежды, когда бандит потянулся за пистолетом.

– Не утруждай себя, папочка, – сказал Римо. – Он мой.

Рука с пистолетом двигалась быстро, но локоть Римо, со страшной силой ударивший итальянца в грудную клетку, – еще быстрее. Ребра итальянца треснули, он хотел вдохнуть воздух, но не смог, потому что уже умирал. Шатаясь, как пьяный, он сделал несколько шагов назад, бесцельно поводя пистолетом. Затем его глаза, в которых был написан ужас, широко открылись, ноги остановились, оружие выпало из рук, и итальянец тяжело рухнул на пол. Падая, он стукнулся головой об открытую дверь, но уже не почувствовал боли.

Римо поклонился Чиуну. Чиун поклонился в ответ.

Кивком головы Римо показал на мертвого корейца.

– Твой титул, по-моему, его не очень впечатлил.

– Он был дураком, – сказал Чиун. – Ненавистью он хотел покарать свою мать за грех с бельм человеком. Единственным ее грехом был отвратительный вкус. Господи, ну и дураки.

Затем он взглянул на Римо и уныло опустил глаза, пародируя старческую беспомощность.

– Сегодня я очень плохо себя чувствую, – сказал он. – Я очень стар и очень слаб.

– Ты очень хитр и очень ленив, как и подобает настоящему азиату, – проговорил Римо. – Не забудь, мы убили по одному каждых.

– Но ты посмотри, какой он большой, – запротестовал Чиун, показывая на тело корейца, – Куда я его дену?

– Когда нужно, ты отлично справляешься. Позови грузчиков, они помогут.

– Грубиян, – сказал Чиун. – За все годы, что я тебя обучаю, у тебя так и не прибавилось доброты и мудрости. Ты остался испорченным, эгоистичным белым человеком. – По мнению Чиуна, хуже оскорбления на свете не было.

Римо улыбнулся, и Чиун улыбнулся ему в ответ. Они стояли, улыбаясь, как две фарфоровые статуэтки ростом с человека.

Затем Римо кое-что вспомнил.

– Подожди-ка здесь, – сказал он.

– Что, ко мне придет геронтолог? – спросил Чиун.

– Пожалуйста, подожди меня здесь.

– Я не дождусь тебя, только если Седое Время явится за моей бренной оболочкой.

Выйдя в коридор, Римо увидел то, что искал: пустую тележку для грязного белья, стоявшую рядом с шахтой грузового лифта. Оглядевшись и никого не увидев, Римо втолкнул тележку в номер.

Он закрыл за собой дверь. Чиун увидел тележку на колесиках и улыбнулся:

– Очень хорошо, теперь ты с обоими сможешь справиться.

– Ты пользуешься моей добротой, Чиун. Мне надоело прибирать за тобой.

– Это все пустяки. – Чиун наклонился, поднял обломки видеокассеты и грустно посмотрел на них. Затем он презрительно плюнул на корейца. – Откуда столько ненависти? – спросил он.

– Мы пожинаем то, что посеяли, – сказал Римо.

– Как! – со смертельной обидой в голосе воскликнул Чиун. – Разве я кого-нибудь ненавижу?

– Конечно. Всех, кроме корейцев, – произнес Римо. Поглядев па мертвое тело, он добавил:

– И некоторых из них тоже.

– Это неправда. Большинство людей я едва терплю. Но ненавидеть их? Ни за что на свете.

– А меня, папочка? Меня ты тоже едва терпишь?

– Тебя нет, мой сын. Тебя я люблю, потому что у тебя душа корейца.

Сильного, смелого, благородного и мудрого корейца, который приведет комнату в порядок и избавит меня от этих бабуинов. Римо привел комнату в порядок.

Он сложил тела гангстеров в бельевую тележку. Сорвав с кровати простыни, он прикрыл ими трупы и вытолкнул тележку в коридор.

В конце коридора находилось отверстие трубопровода, ведущего в прачечную. Римо опрокинул в него тележку, и трупы вперемешку с простынями заскользили вниз по желобу. Подождав немного, Римо услышал далеко внизу глухой шум удара. Если прачечная работает так же хорошо, как и все остальные службы «Палаццо-отеля», то тела найдут не раньше, чем через неделю. Римо втолкнул тележку в чулан для метел и направился назад в номер, насвистывая и прекрасно себя чувствуя. События последних нескольких минут, казалось, вернули Чиуна к жизни, и это стоило затраченных усилий.