Империя - [7]

И не хотелось думать про то, что беззаботность мира обманчива. Больше всего Димка желал бы сейчас стать настоящим лесным существом. Нет, не зверем и не деревом. А кем-то таким, кому от леса ничего не нужно, только бродить по нему летом и зимой, смотреть, как осенью желтеют и облетают листья, как наступает черно-белый декабрь, и как потом звонкие весенние ветры и пронзительное солнце обсушат пригорки с нежно-зелёной травой, и как лето прихлынет горячей земляникой и медовыми одуванчиками.

Нужно сказать, в одиночку Димка ещё никогда не забирался в лес так далеко и надолго. И никогда ещё природа не вызывала в нём столь сильных чувств. Он осознавал это, и с удивлением прислушивался к себе, старался запомнить это новое состояние, думая, что будет приходить в лес снова и снова.

Время, однако, не стояло на месте. Димка шагал и шагал вперёд по просеке, не сбавляя скорости, помня о том, чтобы засветло добраться до цели. Одолев километра три, Димка понял, что идти стало легче. Шумел в берёзах и осинах ветер, зелень листвы сменялась то золотом, то бронзой сосновых мачт и малахитом хвои, перекликались птицы, уже не так весло и шумно, как в начале лета, но всё-таки их голоса делали лес светлей, а Димка даже забормотал про себя какую-то мелодию…

Солнце опустилось за деревья, становилось прохладно, и в сердце постепенно закрадывалась тревога. Вечерний лес притих, надвинулся густою тенью, сосны сделались выше, и мнилась за ними всякая жуть. Теперь-то Димка вспомнил, что вампиры, оборотни, ведьмы и черти — уже не просто сказки, про которые когда-то думалось — хорошо бы, всё это на самом деле было! Не-ет, принц-то он, конечно, принц, да только чудища лесные того не знают — разорвут на куски и сожрут, они и про Ворона, небось, не слышали, и Мерлина самого, наверно, давным-давно, позабыли…

Заторопился Димка, почти бегом бежал, хоть и устал очень. Наконец, уже в сумерках, увидел среди деревьев домик. А подошёл поближе — показалось, избушка как-то постарела. Словно стала ниже и темнее, чем в прошлом году, летом, когда Димка последний раз гостил у лесника.

Да… Такого только и не хватало — дверь оказалась заколоченной накрест досками, сквозь ступени пробиваются былинки — не живёт здесь никто давно.

Вот так история! Как будто нарочно кто-то злобный подстроил всю череду испытаний для Димки! Что же теперь оставалось, не идти же ночью через лес назад… В сердцах Димка пнул ногой дверь — и доска с негромким треском разломилась.

Придётся ночевать в брошенном доме одному. Прежде всего, Димка хорошенько осмотрел избушку. Обстановки в ней почти не было — только щелястый стол, под которым виднелись кучки древесной трухи, наточенной жуками, скамейка из широченной дубовой доски, — с неё Димка грохнулся в прошлом году, разбив чашку. Лесник тогда хохотал до слёз и за чашку не сердился.

В другой комнатке, отделённой от первой тяжёлой, изветшавшей до дыр занавесью, имелась железная кровать с ворохом белья, от которого шёл явственный запах плесени. Печка располагалась так, чтобы обогревать обе половины дома.

Во всех углах от потолка к стенам тянулись плотные, серые полотнища паутины, развешанные процветающими паучьими семействами. Пауков Димка побаивался, поэтому энергично принялся разгонять неприятных соседей, намотав тряпку на длинную палку. После этого пришло время подумать о еде и сне. Около стола, под полом находился погребок, где лесник хранил в прежние времена картошку, капусту, банки с соленьями. Димка открыл люк и, убедившись в надёжности лестницы, спустился в подпол. Шарить в потёмках, натыкаясь на осклизшие холодные стены мало кому доставит удовольствие, подвал оказался пуст, и Димка, приуныв, вспомнил об огородике за домом. Надежда найти там еду была слабенькой, но Димка кинулся в огород почти бегом, точно опасался, что какой-нибудь таинственный злодей утащит с грядок всё съедобное.

Грядки, не будь они обозначены редкими, и кое-где уже отвалившимися жердями, пожалуй, невозможно было бы отличить от самых что ни на есть диких зарослей бурьяна. И всё-таки судьба пожалела бродягу, подарив ему несколько узловатых морковин, непонятно каким чудом выросших среди сорняков. С этими драгоценностями Димка возвратился в дом. Морковка была жёсткой и невкусной, но Димка сгрыз две штуки, чтобы хоть как-то утолить голод. Вспоминался ему завтрак во дворце Мерлина. Эх, подумал он, как бы то угощение не оказалось последним королевским завтраком в жизни.

Темнота к тому времени безраздельно владела лесом. Крики ночных птиц, загадочные шорохи и скрипы — как будто ветви деревьев тёрлись друг о друга в полном безветрии — жизнь в лесу не замерла. Ночь принесла с собою и холод, и тяжёлые мысли о доме. Димка почти раскаялся теперь в своём поступке, и переживал случившееся с новой горечью. Пытаясь отогнать грусть, он вышел из избушки и сел на крыльцо. Деревья замерли, чёрные, высокие, жуткие. На небе к этому времени должны были зажечься звёзды, но с запада наползали тучи — не дай бог, дождь ещё зарядит, подумал Димка. Ему очень хотелось в эту минуту видеть звёзды, их высокий и вечный свет, их глубину и бессчётность, узоры созвездий и сияние галактики. Но и в этом утешении природа отказала ему. И Димка вдруг заплакал. В этих слезах была и обида на людей, таких равнодушных и не верящих в сказку, и на древнего Ворона, оставившего своего принца одного…