Империя Оствер - [53]

Переговоры прошли успешно. Гаяр выслушал предложение Калька, которого уже знал как честного нанимателя, подумал и начал задавать дополнительные вопросы. Сколько людей у «домашних» баронов? Как отреагирует на драку в графстве и разграбление баронских владений герцог Мариен? Какова местность вокруг? Имеются ли карты и планы чужих замков? Ну и так далее. Расспросы длились около двадцати минут, и, снова на некоторое время замолчав, он обдумал наше предложение и сказал:

— За двадцать дней работы я попрошу по восемь иллиров на каждого своего бойца и двадцать для себя. Помимо этого с вас транспортные расходы и оплата наших потерь в случае поражения. На добычу мы не претендуем. По официальным бумагам мой отряд пройдёт как охрана благородного дворянина Калька, и только. Договорились?

Ему ответил Кричард, который взял на себя все расходы по предприятию:

— Да. Но потери, если они будут, оплачу только в половину стоимости.

Старый наёмник согласно кивнул:

— В таком случае необходимо подписать договор.

— В Гильдии наёмников?

— Конечно.

Гаяр встал, мы следом, и до вечера каждый из нас двинулся по своим делам. Кальк с командиром наёмников направился в Гильдию. Сарана — закупать продовольствие, лошадей и тёплую одежду. Альера — на оружейный рынок. А моя дорога лежала в лавку магических товаров «Польт», где было необходимо взять хотя бы несколько целебных эликсиров быстрого действия и пару серебряных заклятых кинжалов против нежити, которая запросто могла встретиться в окраинных дебрях герцогства Мариен. Благо, рассчитывая возместить все траты из добычи, Кричард Кальк расщедрился и эти расходы тоже взял на себя.

В суете пролетел день, и, когда вечером мы сошлись в гостинице Ирсы, каждый из нас был выжат, словно лимон. Но зато наша компания была готова к походу. В течение несколько часов подогнав свои обновки и оружие, а затем подготовив лошадей, мы смогли спокойно выспаться.

Наступил второй день отпуска. У грузопассажирского телепорта, одного из одиннадцати, которые находились на территории, подконтрольной великому герцогу Ферро Каниму, мы встретились с наёмниками Гаяра, бывалыми и хорошо снаряжёнными вояками. И с этого момента можно было начать отсчёт времени похода.

Все мы, после того как Кальк оплатил транспорт, вместе со снаряжением и лошадьми вскоре оказались в Адельбурге. Местной страже были представлены все документы относительно официальной цели нашего путешествия и поднаёма отряда воинов. Формальности были улажены, подорожная получена, и, не задерживаясь в пределах городских стен, мы выступили на север.

Первый месяц весны в новых для меня местах не пришёлся мне по душе, да и дорожные впечатления были не самыми приятными. Днём слякотно и сыро, дороги плохие, трактиров в пути нет, деревни все какие‑то серые и убогие, дома покосившиеся, а смотреть на хмурых крестьян и лица голодных детей, которые понуро стояли вдоль обочин и молча протягивали к нам худые грязные ладошки, было тяжело. Поэтому на привале, за день преодолев восемьдесят пять километров и находясь в двадцати пяти километрах от замка, где в осаде находились женщины Сараны, я сидел возле костра, жевал бутерброд с ветчиной, и он был мне не в радость.

Рядом со мной присел Кальк, который из котелка над огнём налил себе в расписную деревянную кружку горячего взвара. Держа ёмкость в обеих руках, он спросил:

— Ты чего такой хмурый, Уркварт?

— Устал что‑то. — Раскрывать перед однокурсником душу мне не хотелось, и я решил отделаться нейтральным ответом.

— А я думаю, что ты крестьян местных вспоминаешь.

— А если и так, то что? — Я посмотрел в глаза Калька, которые пристально изучали меня.

— Ничего. — Он пожал плечами и перевёл взгляд на кружку. — Просто не ожидал от тебя подобной впечатлительности и жалости к низшим слоям. Я как увидел, что ты из своей седельной сумки каравай хлеба вынимаешь и крестьянке отдаёшь, так чуть с лошади не упал.

— Ты впервые подобное увидел?

— Да. — Кричард сделал глоток горячего напитка. — У нас подобные поступки не в чести.

— Где это у вас?

— Во владениях великого герцога Канима. Да и в других областях империи тоже.

— А у нас на севере не так.

— Может быть, но всё равно ты странный. И порой складывается впечатление, что ты не делишь людей на благородную кровь и простую.

— По‑моему, Кричард, чепуха это всё. Какая разница, благородный ребёнок или нет. Главное, что он голоден, а у меня есть еда, и, может, этот каравай хлеба, которым я с крестьянкой поделился, спасёт её детям жизнь.

— А может, этот хлеб сожрёт её мужик, который потом будет свою жену смертным боем бить.

— Не исключено. Но моя совесть чиста, я сделал хоть что‑то.

— Дело твоё. Однако я считаю, что дворянин не должен помогать простолюдинам, ибо это может заронить в их низкие душонки мысли о том, что они равны нам, а после таких измышлений и до бунта недалеко.

Отвечать я не стал, потому что продолжение бессмысленного разговора привело бы к спору, где каждый из нас остался бы при своём мнении. Мне было достаточно того, что я услышал. И я понимал, что подобной жизненной позиции, в духе которой воспитан Кальк, придерживается девять десятых всего благородного имперского сословия, которое привыкло к мысли, что на фоне остальных людей они — высшая каста. И если сержантов нашего военного лицея, которые являлись свободными гражданами и воинами, молодые дворяне ещё могли принять как относительно равных, то крепостных крестьян таковыми никто не считал. Да что говорить, даже для моего друга Альеры, который, безусловно, хороший и честный человек, они всего лишь быдло и чьё‑то имущество, и не более того. Такая вот иная, неприглядная сторона феодализма. Для своего круга — благородство и красивые жесты, по крайней мере в присутствии вышестоящего сюзерена, а к низшим слоям полное презрение. А что самое паскудное, мне всё равно придётся жить по правилам общества, к которому я принадлежу, и не совершать поступков, которые могут быть истолкованы как моя слабость.