Империя Оствер - [4]

Командировка подходила к концу. Мы уже начинали паковать вещи, готовиться к смене и возвращению в Краснодарский край. Но неожиданно сверху был сброшен приказ на выход, и наша рота, погрузившись в вертушки, вылетела на прочёсывание хребта Корилам. Вроде где‑то там, возможно, прятался Дока Умаров, и мы его должны поискать.

Долетели нормально. С трёхметровой высоты разведчики десантировались в расщелине у подножия хребта, собрали свои рюкзаки и оружие и полезли на вершину. Густой туман накрывал окрестности, видимость — не более четырёх метров, груз привычно оттягивает плечи, а мой АКС лежит на полусогнутых руках, и в случае чего мне остаётся только снять его с предохранителя, рухнуть на рюкзак и открыть огонь. Однако воевать на хребте было не с кем. Мы вскарабкались наверх и осмотрелись. Людских следов нет, зато имеется масса живности — косули, которые не очень боятся человека, и кабаны, истоптавшие всё вокруг. Слева, когда под порывами ветра изредка рассеивался туман, был виден заснеженный хребет Дзохорилам, а справа извилистой серебристой ниткой по равнине петляла речка Фортанга. Красивые виды, и, сделав фотоснимки на память, рота расположилась на ночлег.

Наша тройка, левый боковой дозор группы — бывший мент из ППС с позывным Дубок, бывший начальник птицефабрики Калаш и я, просто Лёха Кир, — заняли место на откосе. Сапёрными лопатками подровняли землю, на звериной тропке, уходящей вниз, построили баррикаду из брёвен, на которую пристроили ПКМН. А чуть дальше, перед позицией, поставили МОН‑50, провода от которой подсоединили к подрывной машинке и присыпали их листвой. Затем натянули между деревьями четырёхметровый брезент и, определив очередность, в какой будем сидеть на фишке, поужинали.

— Вот чем люблю выход, — с набитым ртом пробурчал Калаш, сухопарый тридцатилетний мужчина, поверх камуфляжа натянувший на себя шуршун, — так это за сухпаёк. Баночку тушёнки умял — и вроде бы сыт. Не то что в лагере: с выхода придёшь, а тебе, словно собаке, макароны с червячками и просроченными рыбными консервами дают. Интендант — шкура, на пару с комбатом мутит, а мы отдуваемся.

— Это точно, — поддержал его Дубок, который сидел к нам спиной, возле пулемёта, и всматривался в темноту. — Я перед выходом к торговке за сигаретами ходил, и у неё видел колбасу, фрукты и печенье, которое в отряд Краснодарский край как гуманитарную помощь прислал. Нам с вами на троих — один апельсин, а остальное местному населению продают. Курвы! Мало комбату морду били. Надо будет этого козла ещё пощипать. Вернёмся домой, узнаем, где он живёт, контракт разорвём, как собирались, и выцепим гадёныша ночкой тёмной.

— Делать нечего, — проворчал Калаш. — Он же нас застучит, и при его бабках, которые этот полкан на нас нажил, мы точно сядем.

Старшие камрады замолчали, и я поинтересовался у бывшего мента:

— А ты к кому за покупками ходил?

— К тёте Розе. А чего спрашиваешь?

— Я машину зампотыла в Асиновской видел, когда с водовозами в охранение ездил, так что подтверждаю свои подозрения.

— Понятно.

Говорить больше было не о чем. За полгода мы обсудили между собой всё, что только можно. Так что, обтерев травой и листвой свою тарелку, я завалился спать. Завтра поиск и к реке за водой сходить придётся, а это минимум четыре километра вниз и ещё столько же обратно вверх, значит, силы понадобятся.

Сон пришёл сразу, так же как и пробуждение спустя четыре часа. Я сменил на пулемёте Дубка и, плотнее закутавшись в камуфляжную куртку, стал всматриваться и вслушиваться в густое туманное марево перед собой. С деревьев падает конденсат, а более вокруг ни звука, ни шороха. Левее и правее нас ещё по одной тройке, а позади — командир группы с радистом. Сколько уже таких ночей было за этот год? Больше восьмидесяти, и, хотя можно расслабиться, делать этого нельзя. Лесная тишина бывает обманчива, и духи могут бродить где и когда угодно, в этом я ещё на первом выходе убедился, когда один из наших парней не выключил прибор ночного видения, а он дал отблеск, и тут же над его головой в граб вонзилось несколько пуль. Поэтому внимание и никаких лишних движений.

Проходит час, второй. И вдруг, метрах в четырёх от меня, раздвинув туман, на тропе появилась световая сфера — шар метра три в диаметре. Что за хрень? Неужели памороки? Вроде бы не курил и не бухал, а тут такое. Странно. Руки тем временем хватают приклад пулемёта, снимают оружие с предохранителя, и я, не оборачиваясь, шепчу:

— Подъём!

Но мои напарники спят, как ни в чём не бывало, хотя раньше от малейшего намёка на тревогу просыпались. Быстрые взгляды по сторонам, всё спокойно, на нас никто не наступает, вокруг по‑прежнему тишина, и соседние тройки не шумят. Ну и ладно. Вместо пулемёта я беру АКС и, обойдя баррикаду, выхожу на тропу. Осторожно приближаюсь к странной сфере, протягиваю в неё ствол автомата, и ничего не происходит.

Что это может быть? Непонятно и, по‑хорошему, надо бы отойти в сторону от этой непонятной сферы. Но почему‑то я становлюсь смелее и, уже не опасаясь этого странного феномена, вхожу в призрачный поток света. Сначала ничего не происходит. Но как только я хочу выйти из светового шара, меня бьёт током, тело моё содрогается в жёстких конвульсиях, и я теряю сознание. Последняя моя мысль была проста и незатейлива: «И зачем я в этот круг вошёл?! Млять!»