Такой вот подобрался контингент готовых к учёбе людей в возрастной категории от шестнадцати до девятнадцати лет. И единственное, что на тот момент я не очень хорошо понимал, — почему набор в военный лицей ведётся каждые полгода, один курс приравнивается к шести месяцам и зачем набирают так много кадетов. Однако со временем ответы на эти вопросы были получены.
Наше ожидание продлилось два часа, до самого полудня. За это время прибыло ещё около сотни будущих учеников. И я вновь подумал о том, что нас слишком много для одного курса. Но развить эту мысль мне не дали, так как открылись ворота, появились солдаты с копьями в руках и несколько офицеров, которые вежливо пригласили нас пройти на территорию военного лицея. Новобранцы, естественно, прошли и оказались на широком пустом каменном плацу, где мы с Вираном огляделись.
Плац был с трёх сторон окружён вечнозелёным кустарником. Со стороны ворот — чистое пространство. Вдоль стен — общежитие для офицеров и казарма для солдат. Слева от плаца — серые угрюмые здания в три этажа, как позже выяснилось, учебные корпуса. Справа — спортивный городок — покрытое травой просторное поле для командных игр и множество самых разных снарядов: турники, брусья, подвесные кольца, скамейки для качания пресса и другие приспособления. Впереди — здание канцелярии, казармы для курсантов и сержантов и далее конюшни и хозяйственные постройки. Вот и весь военный лицей.
На плацу сами по себе мы простояли минут пять. Затем вновь появились офицеры, которые выстроили кадетов в два плотных каре, приблизительно по сотне человек, и снова вежливым тоном попросили всех нас по одному проходить в канцелярию. Мы с Альерой одни из первых направились в местное присутственное здание, где предъявили свои бумаги и сдали на хранение личные охранные амулеты и вещи. После этого нас осмотрели маги‑целители, патологий и болезней не обнаружили и передали нас интендантам. И через полчаса мы получили по комплекту новенькой армейской униформы, серые береты, необходимые для личной гигиены вещи — мыло и зубную пасту — и двадцать минут на обустройство в казарме и переодевание.
От Вирана я уже знал, что будет дальше, а потому поторапливался. Быстро занял койку, сложил в тумбочку вещи, оделся в тёмно‑коричневое обмундирование, чем‑то похожее на матросские робы советско‑российского ВМФ, притопнул мягкими яловыми сапогами и покинул спальное помещение. Вовремя. Потому что вместо офицеров кадетами занялись залетевшие в казарму сержанты с дубинками в руках, поприветствовавшие новичков злыми криками лужёных глоток, оскорблениями и ударами. Простым остверам подобное к себе отношение было не в новинку. Бастардам и бедным дворянам тоже, мы всякого повидали. А вот богатым и обеспеченным аристократам пришлось туго, и кое‑кто даже имел глупость возмущаться, за что был награждён новыми тумаками и предложением покинуть «Крестич».
Вот с этого момента и началось наше обучение. Первый месяц являлся одним сплошным кошмаром, который был наполнен бегом, строевыми упражнениями, занятиями на спортивной площадке и избиениями, многие из которых приводили к травмам, и если бы не маги‑целители, то большинство из нас на всю жизнь остались бы инвалидами. Так что каждый кадет‑новобранец все эти дни находился в состоянии постоянного стресса. И хотя я не в курсе, кто составлял программу обучения и подбирал методику, но знаю, что наверняка этот человек был очень хитрым и жестоким ублюдком, который ставил своей целью сломать и растоптать новичков, а затем вылепить из них что‑то новое.
На сон отводилось четыре, иногда пять часов. На гигиену и туалет — пятнадцать минут в день. На приём пищи — двадцать пять минут. На личное время, в которое входила стирка обмундирования и чистка сапог, — один час. Все остальные минуты и часы уходили на занятия и физические упражнения. Вне всякого сомнения, это очень жёсткий распорядок дня для вчерашних гражданских подростков. Мы с Альерой ощущали постоянную усталость, ноги были ватными, а тела одеревеневшими, и пару раз у нас случались настоящие обмороки. И когда у нас выпал первый выходной день и нам дали небольшой роздых, я обнаружил, что из двухсот кадетов осталось всего сорок пять измождённых человечков. Другие полторы сотни молодых новобранцев отсеялись и тихо‑мирно, совершенно незаметно для нас, отправились за ворота военного лицея в свою прежнюю жизнь. И, лежа на узкой кровати, я сообразил, что за тридцать дней испытательного срока не познакомился ни с одним кадетом, не узнал ничего для себя нового, а курсантов старших курсов видел пару раз и то мельком, когда они возились с лошадьми или направлялись в фехтовальный зал.
Второй месяц обучения начался с очередного построения, на котором вновь появились офицеры‑инструкторы — тройка подтянутых, похожих один на другого, словно родные братья, мужчин в тёмно‑зелёной полевой пехотной униформе. Судя по красному ромбику на мягких погончиках, все они находились в одном звании — капитаны.
Не спеша офицеры прошлись вдоль сорока пяти кадетов, смерили нас презрительными взглядами, и один произнёс:
