Империя, которую мы потеряли. Книга 2 - [7]

Вдобавок ко всему — к 1917 году в жизнь начало вступать первое политически грамотное поколение крестьян — как показывает опрос петроградских солдат (крестьянских рекрутов), уже подавляющее большинство из них было грамотным, могло прочитать газету или листовку. Но при этом — в них еще сохранялась наивность, когда печатному слову верили как Евангелию. Отсюда кстати нередко проскакивающее в воспоминаниях, что во время февральской революции бешено хлопали всему, даже прямо противоположным речам…

— наконец, рабочие. Далеко не все рабочие были за большевиков, и далеко не все рабочие даже были левыми — но все рабочие хотели улучшения условий труда. Невозможность легальной политической борьбы — толкала их к противникам правительства.

Плюс — элитам удалось убедить не только самих себя, но и рабочих, и мещанство — в том, что монархия развращена (тема Распутина) и пронизана предательством (немка вместе с Распутиным рулит страной). Протесты против монархии — носили, в том числе и антинемецкий характер.

С какого-то момента — власть Николая II стала законной, но нелегитимной. Вряд ли можно назвать точное время, можно лишь сказать, что лето — осень 1914 года были вероятно последними периодами легитимности царской власти — но и это не значит, что царская власть была легитимной до того. Потерю легитимности вряд ли можно рассматривать как линейный процесс. Полный провал в легитимности — это 1905–1907 годы, когда Москву брали гвардейские части с артиллерией, расстреливали без суда и при малейших признаках нелояльности — то есть речь шла о войсковой операции против собственного народа. Тот факт, что революцию удалось подавить еще не означал восстановления легитимности — если вы почитаете воспоминания Ариадны Тырковой, то увидите описание первой Государственной Думы — общество в лице депутатов явилось туда не законодательствовать, а на бой с властью. Даже изъяснялись военными терминами и понятное дело, ни о каком СОТРУДНИЧЕСТВЕ не могло быть и речи.

Частичное восстановление легитимности произошло в период 3 Государственной Думы, и связано это было как с прошествием времени после кровавых событий 1905 года, так и с серьезным экономическим ростом в России, сгладившем основательный провал начала века и позволивший новым миллионам выйти из того состояния, когда главная беда — неурожай лебеды. Времена премьерства Столыпина, а затем и Коковцева — это времена бурного экономического роста, времена, когда часть крестьянства сполна ощутила на себе улучшения реформы Столыпина, времена, когда стремительно росли города, налаживалось кредитование бизнеса, одна за другой шли великие стройки, стремительно внедрялись плоды технического прогресса.

Но одновременно с этим назревали и проблемы

— общество — и из всех воспоминаний того периода не забыло и не простило власть. При любой последующей серьезной встряске — проблемы должны были вылезти наружу, старые счеты — вспомниться.

— левое крыло в российской политике было намного сильнее правого. В каком-то смысле пришествие большевиков в 1917 году было исторически неизбежно и именно поэтому. Те, кто пытался держаться центра — например, кадеты — постоянно разрывались между инстинктивной правизной верхов, осторожностью Милюкова — и давлением влево со стороны первичек, которые сигнализировали, что отказ двигаться левее лишает партию поддержки избирателей. Милюков это понимал, но лживым популистом типа Керенского так и не стал. Глобально кадеты проиграли 1917 год именно потому, что не нашли в себе силы подчиниться давлению улицы и сделать решительный шаг влево.

Справа — были октябристы (они считались правым центром) — а дальше шли уже вполне антисемитские и погромные организации. Но проблема в том, что ни у тех, ни у других — не было массовой доброкачественной поддержки в низах. Октябристы были партией олигархов — поддержку они просто покупали. Антисемиты и погромщики — играли на темных инстинктах толпы. Но если у левых был Маркс, которого, наверное, читал каждый русский студент, а потом еще и пересказал другому в меру своего разумения — то у правых не было ничего. Не было у них ни популярной теории, ни программы. При появлении «четыреххвостки» — они в Думу либо не проходили, либо проходили, но минимальным составом. Огромная вина в этом конечно была церкви — в большинстве европейских стран правые формировались именно на базе церковных приходов (христианские демократы) — но в России даже церковь стала опасно левой и антиправительственной.

Зато, если бы не было революции в 1917 году — в двадцатые пополнение правые могли получить оттуда, откуда не ждали. Мировая война потрясла сознание всех народов Европы и привела к появлению гибрида социалистической догматики с радикальным национализмом. Гибрид назывался «национал-социализм». Как Гитлер начинал среди баварских коммунистов, так и эсер Савинков к 1917 году уже прошел большую часть пути к фашизму. Социализм — но без братства народов, только для избранных. После газовой атаки в братство народов верится особенно хорошо.

В период 1914–1917 годы общество в лице контрэлит и части элиты предприняло массированную атаку на и так подорванную легитимность царской власти — и она увенчалась успехом. Вероятно, удалось бы учредить конституционную монархию, если бы не разъяренные толпы на улицах.