Империя из песка - [3]

– Убьют всех: кого-то раньше, кого-то позже. Патрульные скоро вернутся.

– Ясно, – говорю я. – Мы справимся.

– Мы обязаны. Иначе что нам остается?

Она права. Мне ведь не за кем возвращаться. Больше не за кем. Делаю глубокий вдох.

– Тогда я…

– Черт, они на дамбе… нас засекли. Давай!

Я вскакиваю и срываюсь с места. Дым успел рассеяться, правда, еще не полностью. Я не проверяю, бежит ли за мной азиатка. Не обращаю внимания на ошметки людей – вот во что превратились заключенные, с которыми я делила крышу над головой! Я смотрю лишь вперед, бросаясь то вправо, то влево, как делали патрульные, когда хаос только начинался.

Но песок вспарывают пули. Они попадают и в мертвых, и в живых – в тех немногих уцелевших счастливчиков, которые тоже намерены удрать. Столько выстрелов – я ухитряюсь мельком бросить взгляд – и всего-то двое патрульных! Уклоняюсь и продолжаю бежать, пока не достигаю полосы гладкого, еще нетронутого песка. Застываю как вкопанная – и в меня тотчас врезается девица с настила. Силы уходят на то, чтобы не потерять равновесие, не сделать роковой шаг, который приведет к гибели.

Другие заключенные, не сводя глаз с заветной лодки, пролетают мимо нас. Шквал пуль, взметнувшийся песок – и в считаные секунды они уже мертвы.

Резко втягиваю воздух, давлюсь дымом и заставляю себя бежать.

За мной бросается азиатка… и две девчонки. Думаю, они вовремя притормозили, и поэтому пули их не задели.

Их лица мне знакомы: сегодня, как и вчера, и позавчера, девчонки выглядывали из-за дамбы.

Веду их к цели, так быстро, насколько могу. Лодка близко. Если поднажмем, то наверняка спасемся. Вновь гремят выстрелы – теперь стреляет азиатка. Сперва в офицера, который до сих пор охраняет лодку. Пуля разрывает его плоть. Брызжет кровь, и офицер падает замертво. Азиатка переключается на патрульных: они кинулись за нами вдогонку, когда израсходовали все патроны.

Девица впечатляюще управляется с огнестрелом, что, если честно, меня пугает. Она продолжает методично нажимать на спусковой крючок, хотя пуль в магазине уже нет.

В нас больше не стреляют.

Не преследуют.

Но я бегу дальше. Не могу остановиться. Заминированный пляж – позади. Ныряю в наблюдательный пункт, где обычно сидят патрульные – сейчас они либо мертвы, либо охотятся на мятежников, – а затем несусь по бесконечному причалу к привязанной лодке.

Перевалившись через борт, падаю и замираю – ровно настолько, чтобы перевести дыхание. Смутно замечаю, как в лодку залезают запыхавшиеся девчонки. Блондинка распутывает узел – единственное, что держит нас у причала. Небо начинает покачиваться – прибой уносит нас в океан. Мне больно дышать. Больно думать. Все мои мышцы горят.

Но оно того стоит.

2

Не могу отличить собственные слезы от пота.

С легкостью могла бы часами валяться на палубе, бледная как смерть, однако делаю пару вдохов и с трудом заставляю себя встать. Перерыв окончен.

– Кто-нибудь умеет управляться с парусом? – обращается азиатка к девчонкам.

– Я умею, – отзываюсь я, не давая никому возможности взять столь важное дело в свои руки.

Мечтая об этом мгновении, я не рассчитывала, что окажусь здесь не одна и мне придется учитывать чужие пожелания.

– Вот и займись им.

Азиатка поворачивается к нам спиной и плетется к дальнему краю суденышка. «Дальний» – это, конечно, сильно сказано, но мы, пожалуй, сможем мило пошептаться об этой девице так, чтобы она не услышала.

Сейчас мы ничего такого не делаем. Пока что.

Блондинка, глядя на меня, вскидывает брови:

– Тебе помочь? Мы с семьей катались на лодке. Раньше, пока не…

Как много предложений в нашем мире, лишенном покоя, обрываются именно так. Раньше. «Пока не» и многоточие. А больше никому и не надо. Мы заполним тишину собственными неописуемыми воспоминаниями.

– Да. – Парусный гик привычно ложится в руку, как будто я не прекращала выходить в море. – Да, помоги, пожалуйста.

Блондинка придвигается ближе, а вторая девчонка – медные локоны, россыпь темных веснушек на носу и щеках, серебристо-серые глаза – с серьезным видом наблюдает.

Раньше. Солнечные летние деньки, которые, как мы думали, будут сменять друг дружку вечно. Рассветы и закаты, исполненные легких улыбок. Тем летом я каждый день выходила в море – иногда с отцом или с Эммой, но чаще – с Берчем.

Берч… соль и песок, поцелуи в свете звезд.

Поразительно, что реальность так изменилась.

– Кстати, я Хоуп, – произносит блондинка.

Ее дружелюбность застает меня врасплох. Не часто сталкиваешься с хорошими манерами. Вернее, теперь такого вообще не случается. Я привычно опускаю взгляд на ее левую руку, и да, действительно, на мизинце набиты тонкие, размашистые буквы: Х-О-У-П. Чернила красные. У меня – зеленые. Значит, наши бараки расположены на противоположных концах лагеря Нью-Порт-Изабель. Неудивительно. Я ни разу не видела этих девчонок. Ну, разве что на дамбе в последние дни.

– А тебя как зовут? – подсказывает она, потому что я молчу.

– Иден.

Это означает «Райский Сад», добавляю я про себя, как всегда делала раньше. Меня давно не спрашивали об имени – его даже никто не трудился использовать, – и я почти забыла, каково это – произносить его вслух.