«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу - [110]

— Неужели я действительно столько наговорил? — хмурясь, спросил Энди.

— Более того — мне это пошло на пользу, помогло уяснить массу тонкостей, над которыми я давно ломал голову; но потом ты чуть ли не полчаса извинялся и уверял меня, что не хотел критиковать семью. Я чуть не забыл, о чем у нас шла речь.

— Ну извини, — пожав плечами, усмехнулся Энди. — Извини за извинения.

Олбан улыбнулся и покачал головой.

— Ладно, — сказал Энди. — Возвращаясь к Берил: ты узнал что-нибудь еще?

Он отпил из своего стакана.

— Нет, — сказал Олбан, — не узнал. — Он посмотрел в сторону стола, за которым сидела Уин с тетей Кэтлин, дядей Кеннардом, двумя руководителями «Спрейнта» и их помощниками. — Думаю, можно спросить у бабушки.

Энди кашлянул:

— Извини. Да, наверное, можно.

— Она ведь была тогда в Лондоне. Видимо, ей что-то известно.

— Да, тебе действительно стоит ее расспросить. Только в эти выходные у нее мысли другим заняты. Как и у всех.

— Ничего, я уже с ней разговаривал. Не на эту тему, правда.

— Я цветы привез, — тихо сообщил Энди, слегка отворачиваясь от Лии.

— Цветы? — переспросил Олбан.

— Для Ирэн, — объяснил Энди почти шепотом. — Отнесу к месту ее гибели. Наверное, завтра утром; разбросаю над водой. Ты как считаешь? Не хочешь пойти со мной?

У Олбана едва не вырвалось: «Делать мне больше нечего, кроме как идти к месту ее гибели, что с тобой, что без тебя, Энди; будь оно проклято, это место».

Вместо этого он, естественно, сказал:

— Да, конечно, Энди. Может быть, после завтрака?

— Это правильно, — негромко сказал Энди, похлопав Олбана по плечу. — Это правильно.

— Ну, мистер, молитесь лучше, чтобы Бога на вас не было!

Олбан вытаращил глаза.

— Что-что? — не понял он.

Каким-то образом после обеда он ввязался в теологический диспут с этим субъектом по имени Энтони К. Фромлакс, вице-президентом по слияниям и приобретениям корпорации «Спрейнт инкорпорейтед», учрежденной в соответствии с законодательством штата Делавер Соединенных Штатов Америки. Само определение их спора как теологического было, можно сказать, высокопарным преувеличением, так как на деле они просто разошлись по вопросу существования Бога, пантеонов и так называемых верховных существ как таковых. Тони Фромлакс, высокий, гибкий, спортивный парень примерно одного возраста с Олбаном, смотрел на мир широко раскрытыми глазами, горевшими энтузиазмом. Стильная стрижка укротила его непослушные от природы светлые волосы. Помимо магистерской степени по менеджменту у него был диплом физика, а потому Олбан, которого представила гостю сама Уин, питал слабую надежду на то, что этот американец не станет трендеть, как «родился заново». Это оказалось — по иронии судьбы — праведным заблуждением.

На самом деле Олбан не искал подобных споров, но почему-то всякий раз оказывался в их эпицентре. Если кто-то, допустим, высказывал предвзятые суждения в адрес самого Олбана или его мироощущения, он органически не мог с этим мириться, не мог считать это досадным недоразумением, на которое не стоит обращать внимания; нет, он должен был вернуться к началу, рассмотреть вопрос со всех сторон, перетрясти, пропустить сквозь себя, докопаться до сути, потребовать объяснений. В данном случае все началось с того, что Тони спросил, где собравшиеся будут молиться в воскресенье. Это повлекло за собой лавину возражений, аргументов, контраргументов и всякого вздора.

— Молиться, чтобы не было Бога? Ты сам-то понимаешь, что…

— Я сожалею, Олбан, что в своей гордыне и высокомерии ты не видишь, что Иисус тянется к тебе, что Он готов быть тебе другом, спасителем, если только ты захочешь Его услышать. — Тони подался вперед на диванчике и распростер перед собой руки. — На твоей стороне нет правды, а если бы и была, подумай, каким ужасным был бы этот мир, не будь в нем Слова Господа, направляющего нас. Именно это…

— Ну, Тони, как у нас идут дела? Вижу, вы не скучаете. Обсуждаете стоимость акций, да? — спросил Ларри Фигуинг, старший вице-президент по слияниям и приобретениям, похлопав Тони по плечу, и сел рядом с ним.

Коренастый, ростом чуть ниже Фромлакса и старше его лет на двадцать, Фигуинг был обладателем подкупающе черной шевелюры. У него был сильный, глубокий загар, который, как показалось Олбану, бледнел на глазах под скудным октябрьским солнцем Шотландии. У него также был сильный, глубокий голос, которым он умело пользовался.

— Подружились, ребята? — спросил он. — Все о'кей?

— Мистер Макгилл считает, что человек произошел от обезьяны и что христиане ничем не лучше мусульман, — сообщил Фромлакс своему боссу, у которого по крайней мере хватило ума принять огорченный вид.

— Или иудеев, если уж на то пошло, — рассудительно добавил Олбан, отчего у Фромлакса еще больше расширились глаза. — Я атеист, мистер Фигуинг, — сказал он, обращаясь ко второму, — и пытаюсь объяснить Тони, что, с моей точки зрения, иудаизм, христианство и ислам — даже не отдельные религии, а всего лишь секты внутри одного большого женоненавистнического культа, основанного неким шизофреником, слышавшим голоса, которые повелели ему убить родного сына. И я действительно верю в эволюцию, а не в мистику. А кроме того, я твердо стою на том, что молния — также не дело рук божественного громовержца.