Империя Хунну - [82]

Косвенным показателем этого может служить отсутствие в Хуннской империи эксплуатации основного населения посредством взимания налогов. Несомненно, в хуннском обществе существовала сложная сеть горизонтальных и вертикальных распределительных отношений. Шаньюй периодически получал от своих подданных богатые подношения. Однако было бы неправильно рассматривать их как эксплуатацию. Все подаренное, а также все военные трофеи и все богатые подарки китайских императоров снова раздаривались шаньюем для повышения собственного престижа и власти в обществе[852].

Такая практика не могла не вызвать удивления у просвещенного китайца Чжунхана Юэ[853], и он искренне пытался увеличить благосостояние шаныоя путем организации в Хуннской державе делопроизводства по китайскому образцу. Он посоветовал сыну шаньюя Модэ Лаошану «вести записи для подсчета и обложения налогом населения и скота»[854]. Однако китайская система в принципе не могла привиться в кочевом обществе с его развитой дарообменной сетью, и сами хунну подчеркивали[855] это отличие от южан (более удачливым оказался впоследствии знаменитый соратник Чингисхана и Угэдэя Елюй Чуцай, но его предложение касалось обложения налогами оседлых китайцев). Нет никаких данных, насколько глубоко китайское делопроизводство вошло в жизнь хуннской «ставки» при Лаошан-шаньюе, но твердо известно, что, например, спустя 150 лет при правлении Ван Мана ближайшее окружение шаньюя не могло прочитать китайских иероглифов[856]. В описании политической системы южных хунну определенно сказано, что в административной и юридической практике номады не вели никакой документации[857]. Данные обстоятельства больше свидетельствуют о негосударственной природе перераспределительных отношений у хунну, чем о бюрократическом аппарате власти, поскольку для последнего характерны точный учет и контроль государственного бюджета.

Помимо многоуровневой военно-иерархической системы, переплетавшейся со столь же сложной иерархией родов, племен и племенных группировок, входивших в состав империи, существовали и специальные органы управления «ставкой» шаньюя и «ставками» других носителей крупных административных рангов державы. К сожалению, летописные источники не дают практически никаких сведений о составе «аппарата» управления «ставки» и обязанностях функционеров. Можно только предполагать, что данным лицам были поручены: (1) охрана личности шаньюя и его родственников, находившихся при «ставке»; (2) помощь в организации управления державой (гонцы, послы и т. д.); (3) хозяйственная жизнь «ставки» (стол правителя, его быт и развлечения, подготовка и проведение традиционных совещаний хуннской элиты, встреча иностранных делегаций, организация сезонных перекочевок «ставки»); (4) контроль над выпасом стад шаньюя и пр.

Частично обязанности данных функционеров могут быть прослежены на материалах тюркского героического эпоса, что было сделано В.В. Трепавловым[858]. К пониманию «эмбриональных» органов власти хуннской ставки также может приблизить аналогия со ставкой молодого Чингисхана, подробно описанная в § 124 «Тайной истории монголов». Его «аппарат» состоял всего из 26 нукеров. Двенадцать из них выполняли военные обязанности: четыре человека были назначены «лучниками»; еще четверо были назначены «мечниками», которым параллельно вменялись полицейско-карательнью функции; третья четверка получила назначения разведчиков и гонцов. Другой группе дружинников (И человек) были вверены хозяйственные обязанности. Трое были назначены заведовать ханским столом. Еще трое получили назначение следить за выпасом лошадей, а один — за овцами. Еще два человека выполняли обязанности конюших, один управлял слугами и домашними рабами и, наконец, еще один руководил организацией перекочевки ханской ставки. Во главе этих органов управления стояла тройка ближайших сподвижников Чингисхана: Боорчу, Чжельме и Субутай[859].

Вне всякого сомнения, аппарат «ставки» (ставка, как правило, обозначается в хрониках китайским термином тин — «дворцовое помещение») хуннских шаньюев был многочисленнее и, возможно, более правомерной была бы аналогия с империей Чингисхана образца 1206 г. Скорее всего, в хуннской «ставке» были люди, отвечающие за те или иные разнообразные административно-хозяйственные обязанности, существовал достаточно разработанный этикет поведения. Это подтверждается упоминанием в источниках о специальных должностных лицах, обозначенных китайскими хронистами в привычных для них терминах, как «старший делопроизводитель ставки» (в другом переводе «правитель дел»)[860], специальном человеке, ведающем такой достаточно редкой обязанностью, как прием иностранных послов[861].

После описания административной системы Хуннской империи Сыма Цянь дает интересные сведения относительно еще одного органа высшей власти — периодических съездов кочевой аристократии: «В 1-й луне [каждого] года все начальники съезжаются на малое собрание в ставку шаньюя и приносят жертвы. В 5-й луне съезжаются на большое собрание в Лунчэне, где приносят жертвы предкам, небу, земле, духам людей и небесным духам. Осенью, когда лошади откормлены, съезжаются на большое собрание в Дайлине, где подсчитывают и проверяют количество людей и домашнего скота»