Империя Хаоса - [85]

Многие из вас знают, о чем я говорю. Многие из вас уже давно в составе Тайного союза ведут борьбу с этим дьявольским племенем, отлавливают колдунов, которых засылают на наш континент. Вы видели летательный аппарат, посетивший нас вчера, видели подводные корабли в гавани Чарльз-Тауна, но это всего лишь легкое дуновение ветерка по сравнению с тем ураганом, что на нас надвигается. И провалиться мне на этом месте, но ведете вы себя как последние глупцы, занимаете выжидательную позицию, хотите посмотреть, кого из вас истребят в последнюю очередь!

Если мы сейчас, пока у нас еще есть силы, не очистим нашу землю от этого дьявольского племени, мы никогда уже не сможем этого сделать. И нам никогда больше не суждено будет наслаждаться ни свободой, ни благоденствием. Мы будем повешены, джентльмены, либо все сразу, либо по очереди. Вот то, что нас ждет. Это будет слишком горьким лекарством от нашей глупости. Слишком горьким.

Я столько лет потратил на то, чтобы защищать нас от этого страшного врага, и сейчас начинаю сожалеть, что делал это. Я начинаю сомневаться, заслуживаете ли вы того, чтобы продлить вашу жизнь еще на один день, неделю, месяц. В течение многих лет гибли достойные уважения люди. И если в ваших душах больше не осталось человеческого величия, как вы только что это продемонстрировали, то остается лишь пожелать нашим врагам решительности, которая поможет им покончить с нами как можно быстрее. И я стану одним из первых, кто будет аплодировать уничтожению слабого и жалкого народа, каким вы себя сейчас показали.

Франклин закончил свою пламенную речь, он уже не боялся никого из присутствовавших на совете, он чувствовал себя башней, охваченной бушующим пламенем. И они вдруг показались ему неразумными детьми.

Притихшими.

Он заставил их замолчать.

Тишина продолжалась с полминуты. Затем раздался короткий смешок. Все повернулись в сторону весельчака. Он пытался сдержать смех, но тот все же вырвался наружу оглушительным хохотом.

– Сэр, я что, так сильно вас насмешил?! – воскликнул Франклин.

Мужчина поднялся на ноги, стащил с головы большущую шапку из какого-то блестящего меха, по форме напоминавшую треуголку. Внешне и по манерам он походил на индейца, одежда представляла странное смешение испанских и индейских традиций. На поясе у него болталось оружие – нечто среднее между шпагой и коротким мечом. В руке он сжимал боевую дубинку индейцев с набалдашником в форме человеческого черепа.

– Насмешил? – спросил мужчина по-английски, но с легким романским акцентом. – Нет, сеньор, не ты меня насмешил, а эти бабы, что прибыли сюда держать совет. Ты человек прозорливый! Сколько тут всякого наговорили, а ты сумел разглядеть лицо истинного врага! – Он выпрямился и неуклюже поклонился на испанский манер. – Я – дон Педро де Салазар де Ивитачука, никоватка земли аппалачей. Я и мои воины без всяких там оговорок и нытья на вашей стороне. Ты встал против войска самого сатаны, и ни один воин аппалачей никогда не станет увиливать от настоящей схватки. Клянусь, головы и скальпы сотни демонов украсят здание нашего совета, возможно, и самого рогатого нам удастся захватить! – Он с презрением потряс своей дубинкой, повернувшись поочередно в сторону Оглторпа и маронов: – А вас, болваны, будут презирать и дети ваши, и внуки за то, что вы хоронитесь от врага под кроватями и там же прячете свои ружья!

Он снова потряс дубинкой и издал какой-то завывающий, совсем не испанский клич, который подхватили его соплеменники, и те, что находились в доме, и те, что ждали под открытым небом.

Как ни странно, этот клич подхватили и чероки. Услышав это, Прайбер покраснел до корней волос. К ним присоединились Томочичи и его воины и добрая половина маронов. Началась пальба, и щепки, выбиваемые из потолка, полетели во все стороны. Помещение наполнилось дымом.

Франклину показалось, что сражение уже началось. И только в следующую секунду он понял, что это не плохой, а хороший знак.

Лишь двое – Оглторп и Нейрн – выглядели обескураженными, остальные завывающе голосили.

Это было своеобразное голосование, и большинство поддержало войну. Франклин, неожиданно для себя, ликуя, присоединился к странному вою собравшихся.

Франклин опустошил чашку горячего кассина[39] и поморщился. Напиток был крепкий и горький, по вкусу похожий на плохо сваренный кофе, с большим количеством противной гущи и трухи, но он помогал разогнать сон. Если за чай и кофе дают золота в два раза больше их веса, значит эти напитки людям необходимы. Потребность в них особенно усиливается перед рассветом, когда много дел и о сне приходится только мечтать.

– Я не буду этого делать, – сказал Оглторп. – Я – маркграф, и прежде всего я ответствен перед своим народом, я очень ясно дал это понять в своей речи.

– Сэр, – устало произнес Франклин, – вы же согласились, хотя и против вашей воли, участвовать в нашем предприятии.

– На моих условиях. Я отказываюсь брать под свое командование маронов, я не чувствую доверия к следопытам с юга, я не хочу иметь ничего общего с вашей так называемой Континентальной армией.

– Из ваших слов я могу заключить, что вы совершенно не стремитесь одержать победу над нашим общим врагом, – сказал Франклин. – А эта война ведется именно за континент. У нас должен быть план действий, единый для всех. И вы это прекрасно понимаете. Вы единственный из нас, кто учился военному делу под началом самого принца Савойского. Я был знаком с ним лично, и хотя я мало что смыслю в военном деле, но я уверен, он счел бы сущим пустяком разбить армию, у которой нет единого командования.