Империя чувств - [10]

НЕВЕЧНОСТЬ КЛАССИКИ

Не могу читать Льва Толстого. Ни в коем случае не умаляю его величия. Если бы автор "Смерти Ивана Ильича" ничего больше не написал ни до, ни после этой повести, он все равно бы занял в истории литературы то же место, что и сейчас. Но, чтобы не задохнуться от долгих, спокойных разговоров героев "Войны и мира", "Анны Карениной", "Воскресения", я поскорей захлопываю эти толстые, полные нравоучений книги и прячу их подальше.

НАПРАСНЫЕ МЕЧТЫ

Переехав из Дома писателей в загородный дом, я больше не вижу одного из своих соседей, старенького поэта, при встречах видящего меня стоящей в первых рядах на его похоронах.

Наверное, теперь он уже не представляет меня в первых рядах среди хоронящих его.

СУСЛИКИ

Остерегаюсь людей...

Особенно тех, кто не может свободно поворачивать головой и шеей. Если им надо посмотреть по сторонам, они поворачиваются всем корпусом. Такие люди напоминают мне сусликов...

СКАЗОЧНЫЕ ГЕРОИ

Мой друг Натиг Сафаров напоминает мне маленького, лысенького андерсеновского Оле-Лукойе. Глядя в его родные, полные радости жизни и оптимизма глаза, слыша спокойную речь, видя, как он достает громадный, чуть ли не с себя ростом носовой платок, слушая, как мой добрый и давний друг, своей близостью и задушевностью похожий на доброго сказочника, плетет ткань своих теплых сказок, я ощущаю себя холодной, могущественной и одинокой Снежной Королевой...

СОН

...Как-то мне приснились похороны Юсифа Самедоглы...

...Извилистыми тропинками его несли хоронить на вершину круто поднимающейся, высокой горы...

...Рядом шел Вагиф Самедоглы...

Я отчетливо видела его профиль... Низким, хриплым голосом он что-то медленно рассказывал о Юсифе...

И вдруг что-то разбилось совсем рядом со мной.

Это было нечто прозрачное, я вдохнула, и один из острых осколков невидимой иглой проник мне в грудь... я отчетливо почувствовала, как он холодной льдинкой впился мне в легкие...

...А с утра на меня напал кашель, и так я прокашляла несколько дней, ощущая жжение в легких...

О БОЛЕЗНЯХ

Почему, заболев, люди глубже понимают истинную цену всему?

ЗАКОНЫ ЛИТЕРАТУРЫ

С большим почтением отношусь к таким поэтам, прекрасно понимающим свою литературную импотенцию, но, тем не менее, с уважением относящимся к своим стихам и говорящим о них не иначе, как о литературных шедеврах.

СТРАХ СМЕРТИ

Думая о Смерти, представляешь ее себе как некую обреченность выхода из не очень удобного помещения, и не через дверь, не через окно, а, пробираясь по узкому проходу под полом, задыхаясь, с разрывающимся сердцем, в какую-то темную, лишенную воздуха Вечную Глубину...

ТОСКА ПО КАФКЕ

Когда пришедшая к нам в Центр1 корреспондент издающегося в Америке журнала "Azerbaijan International", женщина с добрым и благородным лицом, заговорила о недавно изданном нами сборнике Франца Кафки, у меня комок подкатил к горлу... Мне удалось взять себя в руки, но она, увидев мое состояние, смутилась.

Не знаю, почему именно в этот момент меня так взволновало, что Кафка болезненный, гениальный, одинокий человек, не нашедший покоя у себя на родине - вдруг появился здесь, в далекой восточной стране, ввергнутой в водоворот нефтяных и политических страстей, среди чужих людей, его совершенно не понимающих не принимающих?..

ОЗНОБ

Бесчисленные лица покойных на надгробьях, увиденные мной в праздничные дни на кладбище, показались мне вдруг бесконечно знакомыми...

...В ту же минуту поняла я, что лица эти - живые люди, постоянно встречающиеся мне каждый день на улицах, на остановках, среди самых родных мне людей...

Нервные, худые мужчины, девушки с родинками на подбородке, средних лет женщины с разочарованными лицами, покойные, похожие на мою дочку, сына, мужа...

...Только моего лица нет среди этих лиц...

СКАЗКА О СТРАХЕ

Масуду Алиоглы

Некогда, а вернее в 60-70-е годы литература представлялась мне страшной административной структурой, чья наводящая тоску величественность сминала и уничтожала всякую человечность и своим академическим покоем и суровой сердитостью требовательного педагога сеяла вокруг кошмарный страх подозрительности...

Отчего это происходило?.. Быть может, от жандармского стиля управления представляющих литературу органов и структур, атмосферой которого были пропитаны мои молодые годы?..

Я ощущала эту атмосферу в осторожном страхе, прятавшемся в самой глубине глаз приходящих к нам друзей отца - живущих в нашем доме писателей, критиков, поэтов, в том, как, бережно и боязливо, словно к испекшейся картошке, только что выхваченной из углей, относились они к своим свободным мыслям, в том, как шепотом, словно опасную тайну, поверяли они эти заветные чувства и мысли, в прекрасной музыке, которую они слушали тайком...

Еще сильнее ощущался этот страх в монументальных, с высокими потолками коридорах Союза писателей, Академии, Института литературы, куда мы с отцом ходили накануне праздников...

Наверное, и отец мой, и его грустные друзья тоже были под влиянием страха. Но в те годы никто его старался не показывать. Остерегались ли и этого, или же не хватало у них сил признаться друг другу в этом страхе?..