Империя: чем современный мир обязан Британии - [18]
каждый бритт должен знать о честолюбивых замыслах Франции, ее вечном стремлении к мировому господству, ее непрерывных посягательствах на достояние соседей… Наша торговля, наши свободы, наша страна — нет, вся остальная часть Европы — [находятся] в постоянной опасности: стать жертвой общего врага, всемирного обжоры, который, если представится возможность, проглотит земной шар целиком.
Правда, в коммерческом отношении французская Ост-Индская компания не представляла для англичан значительной угрозы. В первом своем воплощении она потеряла значительную сумму денег, несмотря на правительственные субсидии, и в 1719 году ее учредили повторно. Французская компания, в отличие от английской, находилась под государственным контролем. Ею управляли аристократы, которые мало заботились о торговле и много — о политике силы. Таким образом, форма, которую приняла французская угроза, не была похожа на голландскую. Голландцы стремились приобрести долю рынка. Французам нужна была территория.
В 1746 году Жозеф Франсуа Дюплекс, французский губернатор Пондишери, решил бросить вызов английскому присутствию в Индии. Дневник его индийского переводчика Ананды Ранги Пиллаи описывает настроения французов накануне выступления Дюплекса: “Общественное мнение гласит, что удача теперь на стороне французов… Говорят, что Фортуна оставила Мадрас, чтобы поселиться в Пондишери”. Дюплекс уверял, что “английская компания прекратит свое существование. Она уже долго сидит без денег, они отданы в долг королю, а его свержение неизбежно. Поэтому потеря капитала… приведет к краху компании. Попомните мои слова. Вы очень скоро поймете, что мое пророчество сбылось”. Двадцать шестого февраля 1747 года, записал Пиллаи, “французы бросились на Мадрас… как лев устремляется на стадо слонов… Они захватили форт, водрузили флаг на валу, овладели городом и воссияли в Мадрасе как солнце, которое шлет лучи по всему миру”.
Ост-Индская компания опасалась, что понесет значительный ущерб от французского конкурента. Согласно сообщению, полученному лондонскими директорами, французы стремились “ни к чему иному, как к вытеснению нас из торговли на этом побережье [район Мадраса], а постепенно изо всей торговли с Индией”.
Однако Дюплекс выбрал неудачное время. Окончание войны за Австрийское наследство в Европе, завершившейся Аахенским миром (1748), вынудило его оставить Мадрас. Затем, в 1757 году, военные действия между Британией и Францией возобновились — в беспрецедентном масштабе.
Семилетняя война (1756-1763) была похожа на мировую. Как и глобальные конфликты XX века, она вспыхнула в Европе. Воевали все: Британия и Франция, Пруссия и Австрия, Португалия и Испания, Саксония и Ганновер, Россия и Швеция. Однако пушки гремели и далеко от европейских берегов: от Коромандельского берега до Канады, от Гвинеи до Гваделупы, от Мадраса до Манилы. Индийцы и индейцы, африканские рабы и американские колонисты — все участвовали в войне. Под угрозой было будущее империи. Вопрос стоял так: чьим будет мир — французским или английским?
Человеком, который стал определять британскую политику в этом Армагеддоне эпохи Ганноверской династии, был Уильям Питт. Неудивительно, что тот, чье фамильное состояние опиралось на англо-индийскую торговлю, не имел никакого намерения уступить позиции Британии ее старейшему европейскому конкуренту. Будучи внуком Томаса Питта, он думал о войне в глобальном масштабе. В этом он положился на флот и верфи, дававшие Англии преимущество перед соперниками. И пока пруссаки, союзники англичан, связывали в Европе силы французов и их союзников, британский флот громил французский, предоставив британским сухопутным силам захват неприятельских колоний. Таким образом, ключом к победе англичан стало господство на море. Питт, выступая в Палате общин в декабре 1755 года (раньше, чем война была объявлена, но позднее момента, когда она коснулась колоний), выразился так:
Наш флот должен быть полностью укомплектован, насколько возможно, прежде, чем мы объявим войну… Когда, как не теперь, на грани войны, нам необходимо использовать любой способ, который только можно помыслить, чтобы привлечь способных и опытных моряков на службу Его Величества? Открытая война уже идет: французы напали на войска Его Величества в Америке, и в ответ корабли Его Величества напали на корабли французского короля в той же части света. Разве это не открытая война? Если мы не избавим территории наших индейских союзников, да и наши собственные, в Америке, от всех французских крепостей, всех французских гарнизонов, мы можем лишиться своих плантаций.
Питт добился от парламента решения рекрутировать пятьдесят пять тысяч моряков. Он довел численность линейных кораблей до ста пяти (у французов было семьдесят). Королевские верфи стали крупнейшим в мире промышленным предприятием с тысячами работников.
Политика Питта учитывала растущее экономическое могущество Британии. В судостроении, металлургии и литье пушек страна теперь была явным лидером. Править морями англичанам помогала не только техника, но и наука. Во время кругосветного плавания эскадры Джорджа Ансона в 40-х годах XVIII века лекарства от цинги еще не знали, а Джон Харрисон еще работал над третьим вариантом своего хронометра, предназначенного для определения долготы в море. Множество моряков умирало, флот часто терял корабли. Однако к 1768 году, когда Джеймс Кук отправился на “Индеворе” исследовать юг Тихого океана, Харрисон уже получил премию от Совета по изысканию способов определения долготы в море, а моряки Кука уже ели квашеную капусту, чтобы не заболеть цингой. Союз науки и политики символизировали присутствие на борту “Индевора” натуралистов (в том числе ботаника Джозефа Банкса), а также двойная миссия капитана Кука: во-первых, распространение суверенитета Британии на Австралазию (этого жаждало Адмиралтейство), во-вторых, исследование прохождения Венеры через диск Солнца (этого желало Королевское общество).
