Империя человечества. Время солдата - [237]

Хикки отставил пустую чашку и рассмеялся. Словно в ответ, где-то недалеко жалобно завыла собака.

– Пол, – сказал он, выбираясь из-за стола, – когда ты живешь в Портленде, у тебя формируются несколько иные представления о порядочности… Мы тут привыкли оценивать человека иначе, нежели это принято в Метрополии. Ты в курсе, почему я разругался со своей семьей?

– Нет, – помотал головой Этерлен. – Я не любитель ковыряться в чужих душах. Только по службе, только по службе…

– Это произошло из-за того, что мой просвещенный папаша вбил себе в голову, будто бы наша Контора, вместо борьбы с внутренним и внешним врагом, стала заниматься не совсем благовидными вещами… до него никак не доходило, что такая борьба не всегда может быть «благовидной» и благородной. Я какое-то время все это терпел, а потом вспылил. В итоге мы едва не подрались и теперь не общаемся уже восемь лет. Точно то же мы наблюдаем и здесь, на Острове Ублюдков: порядочность – это не только и даже не столько соблюдение законов. Существуют другие, нравственные нормы… ты понимаешь меня?

– В общем, да, – вздохнул Этерлен. – Ты пожрал? Собирайся.

Час спустя они подъехали к хижине Йохансона. Хикки затормозил возле ворот и сразу обратил внимание на то, что калитка в сетчатом заборе распахнута настежь. Подходя к дому, он увидел открытую дверь; Этерлен, вдруг занервничав, ринулся вперед. Хикки осмотрелся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного. Этерлен решительно ворвался в дом и принялся звать своего друга.

Хикки поднялся вслед за ним на второй этаж.

– Ч-черт… – хрипло прошептал Этерлен.

На светло-розовой стене небольшого коридорчика темнели кровавые пятна, уже успевшие немного подсохнуть. Этерлен распахнул дверь спальни и замер, как вкопанный. Хикки отодвинул его в сторону…

Большущая кровать Йони представляла собой сплошное озеро запекшейся крови. На смятых в ком розовых простынях лежал он сам – запрокинув к потолку почти разрубленную чьим-то ударом голову. С противположной стороны кровати Хикки увидел женскую ногу: под окном лежала молоденькая светловолосая девушка с обгоревшей дырой в затылке. Хикки смотрел на ее неприлично вывернутые бедра, на тонкие пальцы, мертво вцепившиеся ногтями в наполовину стащенную на пол простыню и чувствовал, что мир начинается вращаться вокруг него.

Йохансона убили не из бластера. Этерлену было достаточно одного взгляда, чтобы понять – скорее всего, это было нечто вроде топора. Спальня не имела следов борьбы, в руках Йохансона не было оружия. Выходило, что кто-то совершенно бесшумно проник в дом, рубанул Йони, а потом застрелил проснувшуюся девушку.

– Почему в коридоре кровь? – громко произнес Хикки.

– Ничего не трогай, – невпопад ответил Этерлен. – Ничего не трогай, я сейчас вызову полицию.

– Как ты думаешь, когда это было?

– Совсем недавно… где-то на рассвете. Ты видишь, кровь успела засохнуть. А ее было много, очень много. Идем отсюда.

Слабо перебирая ногами, Хикки спустился в холл и вышел на воздух. Еще вчера он видел живого и здорового Йони Йохансона – а сейчас детектив валялся в собственной кровати с разрубленным черепом.

В сознании Хикки царила странная пустота, будто бы весь мир превратился в виртуальную картинку, бесплотную голограмму в темноте большого, наполненного какими-то звуками зала. Он смотрел на запущенные розы под стеной дома и не понимал, что видит, мозг отказывался анализировать «картинку». Перед глазами почему-то возникла первая жена, Мэгги, такая, какой он видел ее в последний раз – смеющаяся, она махала ему рукой возле тяжеловесного белого седана «Лэнгли-Маркиз», который он купил вскоре после их свадьбы. Где-то далеко-далеко шумел Этерлен, визгливо орущий на полицейского диспетчера.

Резко дернув головой, Хикки пришел в себя.

– Совершенно потерял форму, – пробормотал он.

Из дома вышел Этерлен. В бессильно повисшей руке он держал телефон.

– Я знал его с пятилетнего возраста, – тихо проговорил генерал. – С первого курса Академии. – Он опустился на ступеньки перед распахнутой дверью и вытащил сигарету. – Это сколько лет? Сорок два… Вот черт…

– Неужели он что-то раскопал? – вслух подумал Хикки. – Вчера… может, за ним следили?

– Все может быть. Сейчас приедет полиция… потом мы созвонимся с Лоссбергом и поедем к Соловцу. Может быть, он что-то знает. Хорошо, что с нами нет Лосси. Это могло бы создать дополнительные проблемы.

– Почему?

– Ты не догадываешься? Командир особого дивизиона, находящийся в данный момент на «свободной охоте», и вдруг – болтается в Портленде в компании двух весьма подозрительных офицеров Конторы. Сразу начнутся всякие «мысли» и домыслы… Ты понимаешь, что мы с тобой возбуждем у полиции оч-чень нездоровый интерес? Какими такими вопросами может заниматься парочка высших офицеров СБ? Генерал и полковник, ничего себе! Да они подохнут от любопытства. Три года назад, когда я занимался на Беатрис одним довольно щекотливым делом, в полиции нашлись особо одаренные начальники, пославшие запрос аж в планетарную Палату Заседателей. Весело было, мамочка ж моя! Дед отправил туда Козловского, чтобы он поговорил с ребятами по душам, а они встретили его скандалом – мы, дескать в своем праве, и идите к чертям. Люди просто не понимали, с кем они имеют дело. Пришлось принимать меры – а я, само собой, получил по шее.