Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [25]
Разумеется, динамика центра является непременной предпосылкой имперской экспансии, поскольку вакуум власти на
некоей периферии все же не может восприниматься как таковой. Понятие имперского временного суверенитета подразумевает, конечно, и то, что такая динамика не может приводить к неконтролируемому сползанию к экспансии. Это были бы тогда уже внутренние факторы, противодействующие имперскому временному суверенитету. Подобное вынужденное скатывание к экспансии констатируют теории империализма, причем как экономические, так и политические, ставя их на первый план. Сильнейший аргумент в пользу предстоящего крушения империализма заключается в том, что помимо грозящей войны между великими державами впоследствии на дно под влиянием внутренних обстоятельств пойдет и подвергшийся эрозии временной суверенитет. Лишь партизанская теория мировой революции Мао Цзэдуна в своей центральной идее об «окружении городов деревнями» развивает теорию империализма, в которой империалистический мир будет сокрушен не внутренними, а внешними факторами, не развитием событий в центре, а сопротивлением периферии. И при этом, помимо прочего, следует ограничить и подорвать временной суверенитет имперских центров за счет партизанской войны, которую Мао определял как «длительную войну на истощение»49.
Концепция, в которой внутренние факторы обеспечивают эрозию временного суверенитета имперских центров, приводит к развитию теории сверхнакопления или же недостаточного потребления, согласно которой кризисы сбыта в экономических центрах вынуждают к открытию новых рынков для экспорта товаров и капитала. Иную форму эти идеи принимают в тезисах социально-империалистических теорий, согласно которым имперские центры оказываются все более принужденными обеспечивать спокойствие за счет перераспределения сверхприбылей от империалистической эксплуатации с учетом нижних слоев своего населения или же отправлять его для завоевания территорий и поселения в колониях.
Также и в политических теориях империализма конкуренция за престиж по сути означает не что иное, как описание принуждения к экспансии, ограничивающей столь ценный в политическом отношении временной суверенитет50.
Этот гандикап у конкурирующих имперских держав политического центра мира проявляется несравненно больше, нежели у тех, кто расположен на окраинах, где временные горизонты остаются шире и дальше. Континентальные европейские державы, прежде всего Германия, но также Франция и, наконец, даже Италия, однажды весьма поспешно обеспечили себе обладание внеевропейскими территориями, чтобы явить доказательства своего статуса мировой державы или же, по меньшей мере, разрекламировать претензию на него. Тот, кто, в отличие от своих соседей, не захватил колоний или же вел территориальную экспансию в иной форме, не только выходил с пустыми руками из передела рынков и источников сырья, но и терял вес и влияние внутри системы европейских держав. Таким образом, здесь взаимодействовали политические и экономические факторы.
Сильная нервозность, распространившаяся в конце XIX столетия в Европе51, была не в последнюю очередь следствием постоянного сокращения временного горизонта, имевшего место в рамках внутриевропейской конкуренции. Затронуты оказались даже занимавшие окраинное положение, что демонстрирует экспансионистская политика США в конце XIX века. Тем не менее в общем и целом давление конкуренции было там меньше. В то время как имперские и протоим- перские державы центра все менее обладали возможностью определять правила игры52, «фланговым» державам — за исключением столкновения с Японией значительно ослабленной Российской империи — куда лучше удавалось сохранять управление ходом событий и собственными решениями. Тем не менее разница между окраиной и политическим центром не является определяющей для способа и успешно
сти имперского проекта, хотя имеет значение для решения вопроса о том, имеем ли мы здесь дело с гегемоном или же с империей.
Тонкая грань между гегемонией и империей
В многополярной системе, как утверждает американский политолог Джон Миршаймер, все задействованные в ней великие державы будто бы стремятся добиться гегемонии, потому что при данных обстоятельствах это гарантирует наиболее прочную безопасность. Подобная гонка ведет, однако, к заведомой нестабильности системы, так как всякая великая держава вследствие стремления к гегемонии ощущает себя под угрозой со стороны других и поэтому еще более пытается добиться для себя лидирующего положения. Миршаймер называет этот замкнутый круг «трагедией великодержавной политики»53, при этом предполагая, что ни одна из тех стран, что желают остаться в ряду великих держав, не сможет постоянно от этого уклоняться.
