Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [24]
А Россия? Очевидно, что окраинное положение на берегах морей дает совершенно иные эффекты, нежели континентальная периферия. А именно: взлет царской империи изначально проходил в ходе бесконечной серии военных походов против в целом вполне серьезных конкурентов, которые были повержены в течение продолжавшихся десятилетиями противостояний. Это началось с военных походов против Золотой Орды, в наследство которой цари и вступили на южнорусских просторах, продолжилось в ходе конфронтации с польско-украинской, а затем еще и со шведской империями[40], которые стояли на пути экспансии в северо-западном направлении, и было дополнено затянувшимся на столетия конфликтом с османами: контролируя Босфор и Дарданеллы, они блокировали беспрепятственный проход к незамерзающим, а потому круглогодично функционирующим морским маршрутам. Более того, они располагали еще и захваченными ими вместе с Византией священными городами восточного христианства, откуда и черпали свою политическую легитимацию русские цари47. Со второй половины XIX столетия добавился постоянный конфликт с Дунайской монархией за господство над западно- и южнославянскими народами, защитником и господином которых полагал себя русский царь. Перманентные войны привели к тому, что развитие русской империи оказалось существенно дороже, нежели британской или американской. Соответственно и армия в России была куда более важным фактором имперской мощи, чем в западных империях. Россия никогда так и не сумела извлечь пользу от своего окраинного положения в той мере, в какой это удалось Великобритании или США.
И все-таки русские имели преимущество перед центрально- и западноевропейскими державами, потому что они лишь в исключительных случаях вступали в конфронтацию с коалицией великих держав. Так они и сумели по очереди атаковать и победить своих контрагентов. Русские также смогли использовать вырастающий из окраинного положения временной суверенитет следующим образом: они растянули процесс расширения территории на длительный промежуток времени, разбив его на отдельные шаги и этапы и не подвергаясь поэтому опасности надорвать силы[41].
Одна из самых серьезных угроз для империалистической политики состоит в потере способности определять ритмы экспансии и консолидации, то есть ускорения или замедления роста империи согласно собственному усмотрению. При этом имперский временной суверенитет может быть ограничен внутренними или внешними факторами. Под внешними факторами следует понимать могучих конкурентов или их коалицию, стоящую на пути дальнейшего развития претендента на империю или же оспаривающую достигнутые им позиции. Преимущества окраинного положения состоят главным образом в том, что такое столкновение здесь менее вероятно, нежели в политическом центре, где ни один из акторов, пока он еще не добился безусловного превосходства, не является хозяином течения времени; последнее же, наоборот, сохраняет самостоятельность и само приобретает власть над событиями. Окраинное положение проявляется еще и в том, что там есть тенденция наличия лишь одного мощного актора, задающего темп. Первая мировая война, которая в основном проходила как внутриевропейская, является примером потери контроля над течением времени, что произошло со всеми европейскими действующими силами, включая Россию и Великобританию. Единственная достойная упоминания держава, оставшаяся хозяйкой временных ритмов, — США, которые и стали истинными победителями в этой войне.
С консолидацией империи затем меняется и обстановка: где ранее была периферия, теперь располагается центр, и прежние территории ядра превращаются в окраинные земли устроенного заново «мира». Это объясняет, почему имперские проекты лишь в исключительных случаях удаются при начале их в центрах мировой политики, в то время как окраинное положение этому явно благоприятствует. Можно даже сделать еще один шаг и констатировать, что окраинное положение, в связи с отсутствием сильных конкурентов и высоким уровнем временного суверенитета, почти провоцирует на создание империи. Гибкие границы, на которых растущую державу не встречает решительное сопротивление, действуют словно вакуум и одновременно затягивают экспансию в лежащие позади них пространства. Это верно как для американской западной границы, продвигавшейся все вперед и вперед в XVIII и XIX столетиях, пока наконец она не достигла Тихого океана, так и для русской восточной границы, которая в то же время растягивалась все дальше и недолгое время проходила даже по американскому континенту
