Императрица - [15]

Два продолговатых внутренних квартала примыкали к Императорскому Дворцу точно две руки, оберегающие тело: Восточный Дворец, где обитали Наследник и его приближенные советники, а также Боковой квартал, предназначенный для придворных дам.

Особое царство внутри Империи, расписная шкатулка в золотом ларце, Боковой квартал являл собой хитросплетение крошечных комнат, разделенных глинобитными стенами, бамбуковых изгородей, узких проходов. Службы, садики, окаймленные глициниями дорожки, бесчисленные комнаты соединялись между собой длинными крытыми переходами.

Тысячи женщин входили и выходили под шорох шелка и едва уловимый ропот вееров, никогда не показываясь на солнце и не попадая под дождь. При всей тесноте этого перенаселенного мирка имперские правила межранговых взаимоотношений соблюдались самым тщательным образом. Чем ниже ранг, тем меньше комната, умереннее роскошь, скромнее обстановка. В квартале рабынь теснились обшарпанные домики, комнаты имели самый мрачный вид, ложа ограничивались самым необходимым и не давали тепла, а сами женщины были всего-навсего крохотными стежками в огромной вышивке.

Моя комната под столетними деревьями всегда оставалась затененной, но стены обтягивала красивая ткань, а дверь выходила на террасу. С ложа из слоновой кости, подколов золотыми крючками тончайший полог, я могла любоваться кусочком неба над небольшим двориком, каковой делила еще с тремя Одаренными. В сумерках, когда солнце медлило скрыться за двойной стеной, я наблюдала, как на темно-синем фоне кружат стайки воробьев.

* * *

В соответствии с рангом Двор наделил меня двумя служанками и одной распорядительницей — холодной и несгибаемой настолько, что она ухитрялась мной командовать, используя свое подчиненное положение как ширму. Изумруд и Рубин были близнецами. Семья бедствовала, и отец продал дочек жившему в западной части Города торговцу Жаню. Последний процветал, поставляя Дворцу и семьям сановников самых красивых девочек. По вечерам, причесывая мне волосы, служанки охотно рассказывали дворцовые сплетни. Так я узнала, что слуги во Внутренних покоях — не настоящие мужчины. Родственники лишили их возможности иметь потомство, еще до того как продали во Дворец. Выяснила я также, что распорядительница, особа благородного происхождения, была супругой воина, сражавшегося под знаменами династии Суй. Потерпевших поражение мужчин клана казнили, а супруга его главы, лишившись всех прав, стала императорской рабыней.

Как и все девушки, только что доставленные ко Двору, я училась всем тонкостям уклада жизни дворца Небесного Дыхания. Большой поклон, малый поклон, изъявление благодарности, изъявление сочувствия, приветствие равной, быстрый шаг, медленный шаг… В «Запретном Дворце» ничто не пускалось на самотек. Естественность воспринимали здесь как нечто, годное лишь для простолюдинов и варваров. Изящество движений напрямую зависело от того, насколько девушка умеет обуздывать все, данное ей природой. Смотреть, есть, пить, садиться, спать, вставать, разговаривать, слушать — для всех этих наипростейших в жизни каждого человека действий были самым тщательным образом разработанные правила, что диктовалось как системой представлений о прекрасном, так и суевериями.

Мыслить также следовало в определенных рамках. Строгое соблюдение законов нравственности означало хороший вкус и признак здравого ума. Зато отклонение от общепринятого могло быть сочтено преступным и стоить головы. Сто запретов, каллиграфически запечатленных на десяти шелковых лепестках большого зонтика, надо было знать наизусть. Изучение Закона Внутренних покоев дополнялось чтением «Правил поведения дамы императорского Двора», составленных Императрицей Учености и Добродетели.

Я совершенствовалась в музыке и танцах. Познакомившись со сводом законов об одежде, я научилась определять девять рангов имперской иерархии по цвету платья и дозволенным драгоценностям. Луна округлялась и вновь таяла. С деревьев уже начала опадать листва. А я приходила в отчаяние, боясь, что всегда буду такой неуклюжей. Я завидовала самым низким по положению служанкам, порхавшим вокруг меня изящно и уверенно. Мои же мышцы, вопреки всем стараниям, были напряжены. Я ходила слишком быстро. Не умела правильно распределить вес между пальцами и пяткой. Моим поклонам, простираниям ниц, покачиванию бедрами не хватало мягкости. Мне не удавалось избавиться от грубого звериного начала.

По мере того как в «Запретный Дворец» съезжались новые девушки, получившие императорский приказ, во дворце Небесного Дыхания царила все большая суета. Слава Одаренной Цзу успела опередить ее появление. Родившись в семье людей образованных, она заговорила в пять месяцев. В четыре года она уже могла толковать «Порядок» Конфуция и читать наизусть стихи из «Антологии», в восемь — сама начала писать и сочинила четверостишие, напоминающее старинные песни царства Чу:

Я смотрю в пышные глубины леса,

Лаская ветку цветущей корицы,

И спрашиваю тысячелетнюю гору:

«Откуда такое одиночество?»

Наконец зимним утром появилась и сама Цзу. Закутанное в сиреневую накидку, подбитую серебристой лисой, лицо ее казалось крохотным и бледным до прозрачности. Узкие, скошенные к самым вискам глаза смотрели кротко и застенчиво. Цзу кашляла, и ее болезненная красота умиляла даже самых суровых наставниц. С первого же дня девушка получила разрешение уходить, как только почувствует, что устала. По слухам, из всех нас именно Цзу суждено было снискать милость Императора. Будучи на год старше меня, она обладала спокойным достоинством ученого и таинственным очарованием той, кому уготована особая судьба. Цзу без малейших усилий выполняла все именно так, как того требовали правила. И хрупкость придавала ей неповторимое своеобразие: движения казались не просто изящными, но трепетными. Вокруг Цзу увивалось много других девушек. Очень скоро ее окружили преданные почитательницы, появился и круг соперниц, всегда готовых позлословить. Ну а я, не зная, как подойти к Цзу, держалась в стороне, делая вид, что меня все это вообще не интересует.