Императрица Фике - [5]

Что же делать ей, мати, ей, греческой царевне, утратившей великое отечество? Неужели потеряно все? Вся тысячелетняя слава, вся сила духа, что целое тысячелетие на берегах Босфора звали человечество вперед? Не может же лгать лик Софии, Премудрости божьей? Неужели же история остановила свой бег?

И неужели же ей, византийской царевне, суждена жалкая участь явиться лишь игрушкой в руках тех потерявших отечество политиков, которые хитростью хотят заменить правду, красоту и мощь вечного людского миростроительства в борьбе против угроз страшных конных нашествий. нависших с Востока?

В 1237 году внук великого хана Чингиса хан Батый ворвался со своими бесчисленными конниками в узкий проход между холмами Южного Урала и Северного Кавказа, вылетел на равнинные степи Черноморья и, раскрываясь широким веером, летел на Запад, в своем преодолении пространства опережая даже слухи. Киев и Москва были сожжены, взяты, разграблены… Батыев воевода Субутай ворвался в границы Венгрии, в течение трех cуток преодолев почти полтысячи километров. То было страшное время!.. Монголы, неимоверно жизнестойкие, близкие к природе, стремительно летели летом по зеленым степям, преодолевая реки вплавь с помощью надутых воздухом скотских шкур, да и зимы подстегивали их порыв: холода требовали маневренности, льдом скованные реки не задерживали переправ, привычные ко всему монгольские кони копытами выбивали из-под снегов подножный корм. Каждый всадник скакал «о дву-конь», а то и «о тре-конь», и эти заводные лошади на себе несли консервы для питания людей, то в виде сушеного творогу или вяленого мяса, а то в нужде легко отдавали людям в день по фунту горячей своей крови. Природные эти наездники могли даже спать в седлах во время общей бешеной скачки, время от времени останавливаясь и пересаживаясь с коня на коня.

Батый разгромил Киевщину, Московию, Польшу, Венгрию, в 1241 году наголову разбил под Лигницем ополчение немецких рыцарей во главе с герцогом Лигницким Генрихом Благочестивым, где после боя монголы нарезали много мешков с левыми ушами рыцарей, и полными победителями ушли к себе на Восток — на выборы нового повелителя: скончался великий хан Огдай.

Впечатление от этого могучего удара с Востока на Европу трудно недооценить. Оно было потрясающим. Вот трогательное тех времен литературное свидетельство того, как оно было принято во Франции, в Париже, где уже процветал Парижский университет, где капеллан короля Людовика IX Святого Роберт Сорбон уже основал Сорбонну — высшую школу для изучения теологии.

«Слушая доклад о таких ужасных событиях, мать короля Людовика IX Бланка Кастильская воскликнула:

— Король, сын мой, где же вы? И король подошел на зов матери.

— Что вам угодно, госпожа моя мать?

И она, — записывает монах-летописец, — испуская глубокие вздохи, проливая слезы, но с решительностью и умом незаурядной дамы говорила своему сыну:

— Что же, что делать нам, сын мой, при столь ужасных обстоятельствах, удары которых доносятся со всех сторон? Ведь мы все, не исключая самой святой церкви, обречены этими татарами на гибель!

На такие слова матери король отвечал печально, но с глубоким вдохновением:

— Не забудьте, госпожа моя мать, небесное утешение — с нами! Если даже эти татары ворвутся к нам или мы, собравшись, пойдем на них, туда на Восток, то и в том и другом случае — наш путь ведет на небеса!»

Благочестивый монах комментирует эти слова Людовика Святого следующим образом:

— Побьем ли мы татар или они перебьют нас — мы все будем у нашего бога — как верующие ли герои, или же как святые мученики!

И замечательное королевское слово это ободрило и воодушевило не только благородных дворян Франция, но и простых жителей ее городов.

Времена хана Батыя давно прошли, но забыты быть не могли. А недавнее падение Константинополя оживило страшные воспоминания.

Однако, хотя опасность подступала снова, время уже несло с собой надежду: наконец-то на свете оказалась страна, которой, по-видимому, под силу прикрыть, спасти Европу с Востока. Вся Европа, все ее могучие многие княжества ликовали в восторге, когда впервые, еще за восемьдесят лег до падения Империи ромеев, великий князь Москвы Дмитрий Иванович разбил на Куликовом поле ордынского царя Мамая.

Звезда надежды взошла и засияла тогда над Европой: есть такая сила на востоке Европы, которая может противостоять Востоку Дальнему.

Москва — это не один малый и свободный город-республика, торгующий, соперничающий, интригующий, как европейские города.

Москва — это огромная земля, наполовину полевая, наполовину лесная и потому недоступная конникам.

Москва — это единый огромный народ, одного потока, одной веры с Европой — народ христианский, широкий, простой, как море, мудрый и добрый, как природа. Народ — не орда, народ под единым властителем, князем христианской веры.

Народ такой, как о нем рассказывала царевне Зoe ee няня Евдокия, — добрый, сильный, правдивый, честный, ненавидящий хитрости, жестокости, своеволия мелких вождей, их жадность к чужой власти и к чужому добру.

Народ, дравшийся не за плату золотом или серебром или позволенным грабежом, как наемники Европы. А народ сам безгранично богатый — землями, скотом, полями, отстаивающий свою правду, свою землю и, значит, свою свободу, свою вольную, щедрую жизнь.