Императрица Фике - [34]
По своём приезде на Москву Иван Васильевич собрал совет свой в селе Красном — и встретился лицом к лицу с самой паникой.
— Что слышим! — вопиял ему в лицо владыка Вассиан при полном одобрении митрополита Геронтия, игумена Троицкого монастыря Паисия и других. — Что видим? Ахмат приближается, губит наших крестьян, грозится всех нас погубить… А ты перед ним уклоняешься! Подумай же, княже великий, как Ахмат-царь твое отечество унижает! А ты отечество свое еще больше унижаешь, отдаешь русскую землю огню и мечу. Не жалеешь людей… Церкви божьи разоряются! Люди русские гибнут! А ты отступаешь! Бежи-и-ишь! Куда же ты бежишь-то? Где предел твоему отступлению? Или ты, как орел, вспорхнешь и между звезд гнездо свое устроишь? Так свергнет тебя оттуда господь. Све-ерг-нет! Или, может быть, ты клятву-присягу Ахмату-царю нарушить не хочешь?
С каменным лицом смотрел Иван Васильевич на неистового хилого старца. Да и кому он мог тут поведать то, что владело им? С кем мог посоветоваться? Эти люди стали храбры от ужаса, который их охватил, они требовали от него того, чего они не могли бы сами сделать. Как им расскажешь свои намерения? Они просто не поймут! А потом — его слова могли бы дойти и к татарам и к полякам. Молчание! Железное молчание!
— Да чего ты натворил, сынок, а? — говорила и старица Марфа, сердилась, и отечное лицо ее багровело. — А почему? Да потому, что ты бабу свою, женку свою Софку слушал… Ано тебе самому-то ума не хватает? Чего наделал, а? Татарских послов что курей перебил. Теперь и смотришь, чтобы самому спастись… Бегун ты, народ вот кричит — слыхал? Почему ратью на ордынского царя не идешь? Слышишь, что владыка-то приказывает, а? Иди-и! Повелеваю: иди!
За окном ненастный, холодный день, в сером небе тучами кружилась, облетала желтая листва. Холодные дни, холодные ночи… Каково народу бегать в такое время… «Войны! — требовал народ. — Боя!»
Иван Васильевич приказал явиться на это совещание старшему сыну своему князю Ивану Ивановичу Малому с князем Димитрием Холмским, но те просто, дерзко отказались и велели сказать, что им недосуг ездить, надо им татар в Поле ждать…
И в эти-то тяжелые, тяжкие минуты в сенях княжьей палаты вдруг раздались быстрые шаги, движение, шум. Вбежал окольничий Борис Челищев, за ним другие.
Объявили новину:
— Княже великий! Пришли послы от твоих братьев Андрея да Бориса Васильевичей. Пустить ли?
В палате все смолкло. Иван Васильевич приподнялся с кресла.
— Откуда пришли? — спросил он только.
— С Ли-и-итвы, с Литвы пришли! — торопился Челищев. — Милости просят…
— Ага! — сказал Иван Васильевич и сверкнул взором. И приказал: — Послов ввести!
Собравшиеся ближние люди выслушали двух послов.
Оба брата — Андрей Большой да Борис — просили прощения, забвения вин, милости и заявляли готовность вступить своим войском в войско великого князя.
Иван Васильевич смотрел в их взволнованные, потные лица под взлохмаченными волосами, на мокрые от дождя армяки и думал:
«Ано, видно, и у Казимира с Ахматом-царем дело не в лад идет… Коли было ладно, чего бы братья в воровстве своем стали бы каяться? Сюда ныряют, — значит, тут крепче…»
И, выслушав, сказал только:
— За добрые вести, бояре, спаси бог! Скачите, послы, вобрат, и тотчас же, и говорите братьям так: коли сразу же с дружинами на рубежи выйдете, буду жаловать вас по старине и держать в обороне и в милости. Матушка! Пошли и ты им свое благословение, вели братам враз к Москве спешить!
И потом добавил накрепко:
— Москву оборонять будем! Князь Верейский Михайло Андреевич! Посады под Москвой прикажи приготовить, чтобы пожечь можно было сразу. Людей, которых мочно, в Кремль взять для обороны; тех, что для обороны бездельны, пошлешь подале на Север. Пусть там ждут, как бог даст.
Рати Москвы передвинулись в сложном маневре из-под Коломны к Калуге, и когда подошло бабье лето, стали обе рати — Москва да Орда — наконец друг к другу лицом по рекам Оке да Угре…
Светлы, тихи, теплы стояли последние летние дни, под небом бледным желто да красно сияли леса, прозрачны были чистейшие дали, летели в воздухе серебряные паутинки.
За широкой Угрой-рекой видно ясно было, как стояли там целые татарские станы из арб, как по нежатым нашим полям паслись табуны татарских коней, как горели огни под большими казанами, где варили себе татаре махан[23]. А подале, за Спасском-сельцом, стояла на холме в белой загородке белая войлочная вежа[24] с золотой шишкой, а подле нее — бунчук в девять хвостов — ставка ордынского царя Ахмата. На холмах, на высоких деревьях — всюду стояли татарские караулы, следили неотступно, глядели, как московские люди рыли у себя окопы, рвы, устраивая опорные места, ставили рогатки, валили засеки да завалы. Было ясно, что русские наступать сами не хотят, а ждут, татар.
А царь Ахмат все ждал и ждал своего союзника Казимира, и ждал напрасно. И прошел средь татар слух, что вернулись оба брата великого князя, вступили в войско, — стало быть, на усобицу рассчитывать не приходилось. Пыль и движение на дорогах к Москве показывали, что к русским идут и идут подкрепления — с хлебом уже по осени народ убрался, и люди стали свободнее. Пришла наконец весть, что великий князь прибыл сам к войску и ставку держит в Кременце.
В историческом повествовании «Черные люди» отражены события русской истории XVII века: военные и дипломатические стремления царя Алексея Михайловича создать сильное государство, распространить свою власть на новые территории; никонианская реформа русской церкви; движение раскольников; знаменитые Соляной и Медный бунты; восстание Степана Разина. В книге даны портреты протопопа Аввакума, боярыни Морозовой, патриарха Никона.
Имя Всеволода Никаноровича Иванова, старейшего дальневосточного писателя (1888–1971), известно в нашей стране. Читатели знают его исторические повести и романы «На нижней Дебре», «Тайфун над Янцзы», «Путь к Алмазной горе», «Черные люди», «Императрица Фике», «Александр Пушкин и его время». Впервые они были изданы в Хабаровске, где Вс. Н. Иванов жил и работал последние двадцать пять лет своей жизни. Затем его произведения появились в центральной печати. Литературная общественность заметила произведения дальневосточного автора.
Серия «Русская зарубежная поэзия» призвана открыть читателю практически неведомый литературный материк — творчество поэтов, живших в эмигрантских регионах «русского рассеяния», раскиданных по всему миру. Китайские Харбин и Шанхай — яркое тому свидетельство. Книга включает стихи 58 поэтов, давая беспримерный портрет восточной ветви русского Зарубежья. Издание снабжено обширным справочно-библиографическим аппаратом.
Сборник произведений известного российского писателя Всеволода Никаноровича Иванова (1888–1971) включает мемуары и публицистику, относящиеся к зарубежному периоду его жизни в 1920-е годы. Автор стал очевидцем и участником драматических событий отечественной истории, которые развернулись после революции 1917 года, во время Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке. Отдельный раздел в книге посвящён политической и культурной жизни эмиграции в Русском Китае. Впервые собраны статьи из эмигрантской периодики, они публиковались в «Вечерней газете» (Владивосток) и в газете «Гун-Бао» (Харбин)
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».
Роман посвящен судьбе семьи царского генерала Дмитрия Вороновского, эмигрировавшего в 1920 году во Францию. После Второй мировой войны герои романа возвращаются в Советский Союз, где испытывают гонения как потомки эмигрантов первой волны.В первой книге романа действие происходит во Франции. Автор описывает некоторые исторические события, непосредственными участниками которых оказались герои книги. Прототипами для них послужили многие известные личности: Татьяна Яковлева, Мать Мария (в миру Елизавета Скобцова), Николай Бердяев и др.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.