Императорский Китай в начале XV века - [126]

Эта забота о «хорошем и добром» народе отнюдь не была вызвана филантропическими чувствами двора. За ней скрывалось вполне реальное опасение, что вмешательство армии с неизбежным при этом произволом может вместе с тем подлить масло в огонь народного возмущения и вместо подавления привести к расширению масштабов восстания. Этот мотив хорошо прослеживается на примере уже упоминавшегося указа от 27 января 1406 г. для карательной экспедиции в Хэнани. Указ предостерегал: «Прибытие [к месту бунта] правительственных войск непременно [вызовет там новые] тяготы для безвинных [людей]. Все вы в ваших действиях должны прежде всего оберегать народ. Не усугубляйте его трудностей!» [23, цз. 50, 748]. Как отмечали Ян Жун и Цзинь Ю-му в цитированном выше докладе, «применение оружия влечет за собой неизбежное распространение несправедливости на хороших и добрых» [23, цз. 271, 2455]. Правительство Чжу Ди, используя войска против повстанцев, вместе с тем стремилось ограничить до минимума названный нежелательный побочный эффект карательных экспедиций.

В-пятых, после усмирения восстаний правительство Чжу Ди старалось не прибегать к массовым наказаниям. Соблюдались различия между «главарями» и прочими «разбойниками», а также между повстанцами и «примкнувшим» к ним народом. Руководителей движения, как правило, ждала казнь, рядовых повстанцев — легкие наказания либо снисхождение, а «примкнувших» обычно прощали. Требования соблюдать градации в обращении, с усмиренными и схваченными повстанцами содержатся в целом ряде документов. В инструкции для карателей в Цзянси в марте 1404 г. они сформулированы так: «Если схватите разбойников [живьем], должно особенно тщательно расследовать: если они действительно в прошлом творили злодеяния, то отправлять [их] под конвоем в столицу, если же [это] попавший вместе [с ними] мирный люд, то отпускать [его] с миром по домам» [23, цз. 28, 503]. При расправе с участниками восстания в Хэнани в 1406 г. руководствовались указаниями императора: главарей бросали в тюрьму, не наказывали тех, кто «не упорствовал и осознал великий долг», объявляли прощение всем разбежавшимся [23, цз. 50, 755–756]. Наконец, приказ командиру карателей в Чжэцзяне Се Лу в марте 1424 г. гласил: «Злостных главарей разбойников только лишь несколько человек, непременно казни их. Среди остальных примкнувших и последовавших [за ними] следует делать различия» [23, цз. 268, 2428].

Главарей казнили в назидание остальным. Об этом прямо говорится в приказе командующему подавлением восстания в Шаньси в 1416 г. Цзинь Юю: «Можно осудить лишь их предводителя, чтобы показать, что зло [будет] наказываться» [23, цз. 176, 1923]. К большинству же «разбойников», зная причины, толкавшие народ к восстанию, правительство было склонно подходить, как к людям, которых можно превратить в «хороших» [23, цз. 58, 846]. Надо полагать, что подобная тактика в целом должна была способствовать успешной борьбе властей с народными восстаниями.

Однако это не значит, что правительство Чжу Ди вообще не применяло крутых мер против поверженных повстанцев. Все зависело от степени опасности, которую представляло для него то или иное восстание. Так как большинство восстаний начала XV в. не были значительными, власти подходили к их участникам снисходительно. С повстанцами же наиболее крупного восстания того времени — в Шаньдуне в 1420 г. — правительство расправилось довольно решительно: «главарей» и около 4 тыс. повстанцев казнили, а прочих участников выслали в солдаты на границу [23, цз. 223, 2200–2201].

Надо также учитывать, что предписания центра не всегда соблюдались теми, кто руководил подавлением восстаний на местах. В азарте борьбы они не только жестоко расправлялись с повстанцами, но не щадили и население близлежащих районов. В этом отношении показательны действия чиновника Службы проверки Чжу Чжао, подавлявшего восстание в Цзянси в начале 1407 г. Для осады лагеря восставших он согнал 1500 окрестных жителей. Когда же окружение было прорвано повстанцами, Чжу Чжао обвинил пригнанных в попустительстве «разбойникам» и учинил расправу над ними. По его приказу многих из них и других окрестных жителей казнили либо бросили в тюрьмы, где погибло около 3300 человек [23, цз. 77, 1049–1050].

О характере народных движений в первой четверти XV в.

Источники весьма скупо освещают вопрос о характере восстаний начала XV в., об их социальной программе. Зачастую говорится о «разбойных шайках», которые «грабили». Нет сомнения, что элемент разбойной вольницы присутствовал во многих из них. В условиях того времени, а также в связи с локальностью большинства движений, это также можно считать одной из форм проявления протеста против существующих порядков. Но надо учитывать и то, что формулой «грабеж» средневековые источники покрывали и прямой социальный протест. О социальной направленности движений говорят сами их причины, запечатленные в приводимых выше распоряжениях и высказываниях императора. Конкретные же причины восстаний, помогающие определить их характер, приводятся лишь однажды: относительно движения Ли Лян-фа в Хугуане и Цзянси в сентябре — октябре 1409 г. Виновником называется начальник Ведомства чинов Ши Куй, направленный в Хугуан для надзора за работами по заготовке древесины. Он, как отмечается, «жестоко обращался с народом» и «строгими порядками и [чрезмерным] надзором довел добрый народ до возмущения и мятежа» [23, цз. 99, 1298].