Император Юлиан - [13]
Так я узнал о существовании Единого Бога. Во сне ко мне воззвал Гелиос-Митра, и мне, в буквальном смысле слова, открылся свет. С того дня я больше не был одинок: моим покровителем стало солнце.
По правде говоря, в те годы я очень нуждался хоть в каком-то утешении, поскольку все время жил под дамокловым мечом - казнят меня, как отца, или нет? Я тогда все время мечтал о случайной встрече с Констанцием прямо здесь, на бабушкином холме. В моих фантазиях император неизменно появлялся один. Он был строг, но милостив. Мы с ним беседовали о литературе. Он приходил в восторг от моей эрудиции (я любил, когда меня хвалили за начитанность). Потом мы становились закадычными друзьями, и в конце концов император даровал мне свободу жить в бабушкиной усадьбе до конца дней, ибо одного взгляда мне в глаза было ему достаточно, чтобы убедиться: я человек не от мира сего и вовсе не хочу отнять у него трон или отомстить ему за отца. Я вновь и вновь убеждал в этом Констанция, находя блестящие доводы, и он, со слезами на глазах от моей искренности и простодушия, неизменно исполнял мое желание.
Все-таки человек - любопытное создание! Ведь в то время я был искренен и сейчас ничего не исказил. Я не желал власти - так, по крайней мере, мне казалось; я на самом деле хотел прожить жизнь в безвестности. А потом? Я восстал против Констанция и захватил власть. Поскольку я все это знаю, то, будь я Констанций, а он - тот мечтательный мальчуган на холме в Вифинии, я бы прикончил этого юного философа на месте! Но тогда ни он, ни я не знали, кто я такой и что из меня выйдет.
-III-
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, в моей жизни снова произошли неожиданные перемены. Однажды майским утром Мардоний давал мне урок литературы. Я декламировал Гесиода, то и дело сбиваясь, как вдруг в комнату вошел Галл.
- Он умер. Епископ умер. Прямо в церкви. Умер, и все! Мы с Мардонием осенили себя крестным знамением, Галл последовал нашему примеру. Через минуту комната наполнилась священниками, чиновниками и слугами. Печальная весть всех ошеломила и встревожила, ибо смерть епископа Константинопольского - большое событие, и выбор его преемника - дело государственной важности, в котором обязательно принимает участие император, если, конечно, он галилеянин. Констанций в это время воевал с персами на границах империи, за тысячу миль от нас; поэтому целый месяц константинопольская епархия оставалась без епископа, и никто не знал, что делать со мною и Галлом. К счастью, в городе в то время был дядя Юлиан, и на следующий день после похорон он пришел нас навестить.
- Он убьет нас, да? - сразу же спросил его Галл, которого опасность всегда делала безрассудным. Комит Юлиан выдавил из себя не очень уверенную улыбку:
- Ну конечно же нет! Ведь вы наследники Константина Великого.
- Наш отец тоже был его наследником, - буркнул Галл, - и все остальные тоже.
- Но божественный Август - друг вам.
- Тогда почему нас держат под стражей? - Галл кивнул в сторону одного из агентов тайной полиции, которых прислали в тот день; когда мы с Галлом хотели выйти на улицу, они очень вежливо попросили нас оставаться в доме "до дальнейших распоряжений".
- Они приставлены к вам для вашей же защиты.
- Лучше бы нас защитили от Констанция. - Галл понизил голос: несмотря на буйный нрав, он совсем не хотел погибнуть по собственной неосторожности.
Комит Юлиан забеспокоился:
- Ты не прав, Галл. Слушай внимательно. Некая приближенная к императору особа - очень приближенная, понимаешь? - сказала мне: Констанций верит, будто у него нет наследников из-за того, что очень многие его родные… потому что они, э-э… ну, скажем, умерли!
- Вот именно, а значит, ада ему все равно не миновать. Зачем ему нас щадить?
- А какая ему польза от вашей смерти? Ведь вы всего-навсего дети.
Галл фыркнул. В шестнадцать лет он был уже физически зрелым мужчиной, а по уму - ребенком, одержимым духом уничтожения.
- Поверьте, ничто вам не грозит, - утешал нас дядя Юлиан. У него-то у самого было чудесное настроение: только что его назначили наместником в Египет, и, боюсь, это занимало его куда больше, нежели судьба племянников. И все же дядюшка старался нас ободрить как мог, за что я, во всяком случае, был ему благодарен. Покидая нас, он бросил пустую фразу: "Вам нечего бояться".
После ухода дяди Галл схватил чашу, из которой тот пил, и яростно швырнул об пол. Сломав или разбив что-нибудь, Галл всегда чувствовал облегчение, но в этом его поступке заключался еще и некий ритуальный смысл.
- И он такой же, как все! - Голос Галла прерывался от злобы; теплый майский ветерок, задувая в открытые окна, шевелил его спутанные золотые кудри, а огромные голубые глаза казались еще больше из-за внезапно набежавших слез. - Не выпутаться нам!
Я хотел сказать что-то обнадеживающее, но он вдруг набросился на меня:
- От тебя-то невелик убыток, мартышка ты эдакая! Но вот почему я должен умирать? - И в самом деле, почему? Рано или поздно каждый задает себе этот вопрос, а поскольку больше всего на свете каждый любит себя самого, Галл считал, что нет справедливости в мире, где такого красавца и жизнелюба, как он, можно лишить жизни с такой же легкостью, как задуть свечу. Конечно, судьба порою к нам жестока, но эгоцентристы, подобные Галлу, не в силах с этим примириться. Я любил брата. Я его ненавидел. В детстве он так меня подавлял, что я сам себя воспринимал таким, каким отражался в этих прекрасных глазах, которые не замечали не только меня, но и никого вокруг.
Перед вами — международная сенсация. Книга, которую в «самой свободной стране мира» — США — отказывались издавать по цензурным соображениям!Почему? А потому, что ее автор — Гор Видал, выдающийся мастер современной прозы — убедительно и аргументированно доказывает: в трагедии, постигшей Америку 11 сентября 2001 года, виновата — сама Америка. Ее политика «добровольного принуждения». Ее назойливое «миссионерство». Ее упорное навязывание человечеству собственных идеалов…Так ли это? Кто-то, пожалуй, не согласится с позицией автора.
Роман современного классика Гора Видала — увлекательное, динамичное и крайне поучительное эпическое повествование о жизни Кира Спитамы, посла Дария Великого, очевидца многих событий классической истории.
В традиционной рубрике «Литературный гид» — «Полвека без Ивлина Во» — подборка из дневников, статей, воспоминаний великого автора «Возвращения в Брайдсхед» и «Пригоршни праха». Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно смешных и в то же время зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи, и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности, — пишет в предисловии составитель и редактор рубрики, критик и литературовед Николай Мельников.
«Город и столп» — книга о первом чувстве школьника из Вирджинии Джима Уилларда к своему приятелю Бобу Форду. Между их первой едва спустившейся ночью чистой любви и кромешной полночью жестокости и насилия проходят десять лет. Все это время Джим ждет встречи, хранит в сердце свет вспыхнувшей страсти, а молодость тает, превращается в зрелость. И мужчины умеют любить… мужчин — к этому выводу ведет автора Джим. Очень скоро важным становится факт его безупречной мужественности. Вне зависимости от того, в какой роли, активной или пассивной, он выступает в сексе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.