Император вынимает меч - [156]

В семнадцать он вновь лишился трона, что ничуть не смутило юношу. Отныне он рассчитывал не на царский титул, а на острый меч. Именно его предложил Пирр царю Деметрию Полиоркету, величайшему авантюристу тех лет. В сражениях против врагов Деметрия Пирру сопутствовали удача и слава. Но ничто не вечно под луной. Пирр разругался со своим покровителем и, покинув его, отправился в Египет, где женился на падчерице царя Птолемея Сотера. Тесть снабдил Пирра деньгами и войском, и тот отвоевал свое царство.

А затем началась непрерывная череда войн. Властитель Эпира вмешался в борьбу за македонский престол. Его войско сражалось с армиями Антипатра и недавнего покровителя и благодетелям Деметрия Полиоркета. В страшном поединке, стоившем победителю тяжкой раны, Пирр одолел гиганта Пантавха, пользовавшегося славой храбрейшего воина.

Не прошло и года, как Пирр овладел Македонией и провозгласил себя македонским царем. Однако удачливый воин оказался никудышным политиком. Всего за два года он восстановил против себя местную знать и всех без исключения окрестных правителей. Опасаясь за свою жизнь, Пирр вынужден был бежать в родной Эпир, потеряв Македонию столь же легко и быстро, как приобрел.

Но спокойная жизнь тяготила его. Правитель Эпира искал случая влезть в какую-нибудь заваруху. И подобная возможность вскоре представилась.

На Апеннинах поднималась Римская держава, выросшая из штанишек города-полиса. Начиналась эпоха великой римской экспансии, и соседи Рима почувствовали тревогу пред все растущими аппетитами латинян.

Первым забил тревогу богатый Тарент. Возмущенные тем, что римляне захватили дружественные им Фурии, тарентийцы собрали большое войско, которое отправилось к городу и изгнало римский гарнизон. Рим немедленно объявил войну Таренту.

Греческий полис был богат, но не располагал ни достаточным войском, ни опытными стратегами. После недолгих раздумий эллины обратились за помощью к Пирру, к этому времени снискавшему славу удачливого полководца. Царь эпиротов не заставил себя упрашивать.

Весной 473-го года от основания Рима[81] потрепанное штормами войско Пирра высадилось на юге Италии. Разбив высланную навстречу римскую армию, Пирр пошел было на Рим, но штурмовать его не решился. Мощные стены и неисчислимые воинские ресурсы республики устрашили Пирра, как шесть десятилетий спустя они устрашат и Ганнибала.

Пирр уже добыл себе славу и хотел мира, но римский сенат отверг его предложения и объявил о наборе нового войска, во главе которого был поставлен Гай Фабриций.

Консул хорошо помнил свою первую встречу с Пирром — он тогда прибыл в лагерь эпиротов обсудить вопрос о пленных. Царь поразил его своей внешностью (естественно!), а также крайней самоуверенностью относительно собственных воинских талантов. Он предложил Фабрицию похлопотать перед сенаторами о заключении мира, посулив за услугу богатые подарки, и был несказанно удивлен, когда римлянин отказался принять золото.

Не сумев подкупить, Пирр решил запугать. На следующее утро от нарочно провел посла мимо самого грозного боевого слона.

Сердце Фабриция дрогнуло при виде огромного, с окованными бронзой бивнями животного, но он не подал виду и с улыбкой заметил:

— Твой элефант смутил меня не больше, чем вчера золото.

И Пирру понравился этот ответ. В угоду Фабрицию он даже приказал отпустить на празднование Сатурналиев[82] всех римских пленных, удовольствовавшись их честным словом вернуться обратно. Римляне вернулись. Пирр оценил это.

Спустя несколько месяцев Фабриций, уже будучи консулом, рассчитается благородством за благородство, проявленное Пирром, выдав ему царского врача, что предложил римлянам за большие деньги отравить эпирского полководца. Пирр казнил врача и отпустил пленных римлян на свободу. Сенат не захотел остаться в долгу: были освобождены все пленные тарентийцы.

Это была война благородных мужей, не ставшая, однако, из-за этого менее кровавой…

Консулы отпустили лазутчика, бросив ему награду — мешочек с серебром. Уже светало. Снаружи доносились звон оружия да редкие окрики стражи.

— Пора! — решил Фабриций, и землю сотрясла мерная поступь выходящих из лагеря манипул.

Враги к тому времени тоже оставили свой стан и выстраивались в боевой порядок, спеша занять удобную для сражения позицию.

Но то был день римлян. Эпироты проиграли сражение, еще не вступив в него. Линия римских когорт оттеснила противника с равнины в заболоченные приречные луга. Слоны и несшие закованных в броню всадников кони вязли в жидком месиве, лишая Пирра возможности использовать свою главную силу.

Сражались лишь пешие воины. Поначалу латинянам пришлось туго — нелегко совладать с ощетинившейся сариссами фалангой. Сотни гастатов и принцепсов пали в илистую грязь, окрасив ее в багровый цвет. Но частые перемещения сломали строй эпиротов. В образовавшиеся бреши ворвались отряды седовласых ветеранов-триариев, произведших страшное опустошение. Тарентийцы и самниты с трудом сдерживали натиск резервных когорт. Войску Пирра пришлось в полной мере испить кровавую чашу. Две с половиной тысячи отборных воинов пали в этой бессмысленной для эпиротов сече. Лишь тьма спасла эпирскую армию от полного разгрома. Консулы были довольны.