Император Павел I. Жизнь и царствование - [72]

При исследовании, в чем состоит величайшее благо государств и народов, и что есть истинное намерение всех систем законодательств, найдем необходимо два главнейшие пункта, а именно те, о коих теперь рассуждаемо было: вольность и собственность. Оба сии преимущества, равно как и форма, каковою публичной власти действовать, должны быть устроены сообразно с физическим положением государства и моральным свойством нации. Священные законы, определяющие сие устройство, разумеем мы под именем законов фундаментальных. Ясность их должна быть такова, чтоб ни малейшего недоразумения никогда не по встречалось, чтоб из них Монарх и поданный равномерно знали свои должности и права. От сих точно законов зависит общая их безопасность, следствен они и должны быть непременными.

Теперь представим себе государство, объемлющее пространство, какового ни одно на всем известном земном шаре не объемлет, и которого по мере его обширности нет в свете малолюднее; государство, раздробленное с лишком на тридцать больших областей, и состоящее можно сказать из двух только городов, из коих в одном живут люди большою частью по нужде, в другом большою частью по прихоти; — государство, многочисленным и храбрым своим воинством страшное, и которого положение таково, что потерянием одной баталии, может иногда бытие Его вовсе истребиться; — государство, которое силою и славою своею обращает на себя внимание целого света, и которое мужик, одним человеческим видом от скота отличающийся, и ни кем не предводимый, может привести так сказать в несколько часов на самый край конечного разрушения и Гибели; — Государство, дающее чужим землям Царей, и которого собственный Престол зависит от отворения кабаков для зверской толпы буян, охраняющих безопасность Царские Особы; — государство, где есть все политические людей состояния, но где ни которое не имеет никаких преимуществ, и одно от другого пустым только именем различаются; — государство, движимое вседневными и часто друг другу противоречащими указами, но не имеющее никакого твердого законоположения; — государство, где люди составляют собственность людей, где человек одного состояния, имеет право быть вместе истцом и судьею над человеком другого состояния, где каждый следственно может быть за всегда или тиран, или жертва; — государство, в котором почтеннейшее из всех состояний, долженствующее оборотом Отечество купно с Государем и корпусом своим представляет нацию, руководствуемое одною честью Дворянство уже именем только существует, и продается всякому подлецу, ограбившему Отечество; где знатность, сия единственная цель благородной души, сие достойное возмездие заслуг, от рода в род оказываемых Отечеству, затмевается фавором, поглотившим всю пищу истинного любочестия; — государство не деспотическое: ибо нация ни когда не отдавала себе Государю в самовольное Его управление и всегда имела трибуналы гражданские и уголовные, обязанные защищать невинность и наказывать преступления; не монархическое: ибо нет в нем фундаментальных законов; не аристократия: ибо верховное в нем правление есть бездушная машина, движимая произволом Государя; на демократию же и походить не может земля, где народ, пресмыкался во мраке глубочайшего невежества, носит безгласно бремя жестокого рабства.

Просвещенный и добродетельный Монарх застав Свою Империю и Свои Собственные права в такой несообразности и неустройстве, начинает великое Свое служение немедленным ограждением общие безопасности посредством законов непреложных. В сем главном деле не должен Он из глаз выпускать двух уважений: первое, что государство Его требует немедленного врачевания от всех зол, приключаемых Ему злоупотреблением самовластия; второе, что государство Его ничем так скоро не может быть подвергнуто конечному разрушению, как есть ли вдруг и не приуготовя нацию, дать ей преимущества, коими наслаждаются благоучрежденные Европейские народы. При таковом соображении, каковы могут быть первые фундаментальные законы, прилагается при сем особенное начертание[29].

В заключение надлежит признать ту истину, что главнейшая наука правления состоит в том, чтоб уметь сделать людей способными жить под добрым правлением. На сие никакие именные указы не годятся. Узаконение быть добрыми не подходит ни под какую главу Устава о благочинии. Тщетно было бы вырезывать Его на досках и ставить на столы в Управах; буде не врезано оно в сердца, то все Управы будут плохо управляться. Чтоб устроить нравы, нет нужды ни в каких пышных и торжественных обрядах. Свойство истинного Величества есть то, чтоб наивеличайшие дела делать наипростейшим образом. Здравой рассудок и опыты всех веков показывают, что одно благонравие Государя образует благонравие народа. В Его руках пружина куда повернуть людей: к добродетели или пороку. Все на Него смотрят, и сияние, окружающее Государя, освещает Его с головы до ног всему народу. Ни малейшие Его движения ни от кого не скрываются, и таково есть счастливое или несчастное Царское состояние, что Он ни добродетелей, ни пороков Своих утаить не может. Он судит народ, а народ судит Его правосудие. Если ж надеется Он на развращение Своей нации столько, что думает обмануть ее ложною добродетелью, Сам сильно обманывается. — Чтоб казаться добрым Государем, необходимо надобно быть таким; ибо как люди порочны ни были б, но умы их никогда столько не испорчены, сколько их сердца, и мы видим, что те самые, кои меньше всего привязаны к добродетели, бывают часто величайшие знатоки в добродетелях. Быть узнану есть необходимая судьбина Государей, и достойный Государь ее не устрашается. Первое Его титло есть титло честного человека, а быть узнану есть наказание лицемера и истинная награда честного человека. Он, став узнан своею нациею, становится тотчас образцом Ее. Почтение Его к заслугам и летам бывает наистрожайшим запрещением всякой дерзости и нахальству. Государь, добрый муж, добрый отец, добрый хозяин, не говоря ни слова, устрояет во всех домах внутреннее спокойство, возбуждает чадолюбие, и самодержавнейшим образом запрещает каждому выходить из мер своего состояния. Кто не любит в Государе мудрого человека? а любимый Государь чего из подданных сделать не может? Оставя все тонкие разборы прав политических, вопросим себя чистосердечно: кто есть Самодержавнейший из всех на свете Государей? Душа и сердце возопиют единогласно: тот, кто более любим…