Князь Алексей Григорьевич, между прочим, написал дворецкому следующее:
«Держи, Евсей, моего лютого ворога Милезимо под строгим караулом. Отведи ему для временного пребывания одну из горниц верхнего жилья, которая похуже; дверь должна быть всегда заперта и ключ у тебя в кармане… Обед ему отпускай простой, холопский; и того, по своему деянию, он, пес, не стоит. А если станет он дебоширить и бунтовать, то прикажи связать ему руки и из горницы для усмирения в подвал посади. Вообще с этим немчурой не церемонься. Не ты будешь в ответе, а я… А главное – смотри, старик, в оба, чтобы он не улизнул из усадьбы. Ты за это головою мне ответишь».
– Ну, не было печали, так черти накачали!.. Легко сказать!.. Такую особу, как граф Милезимо, я должен под замком держать как холопа или невольника!.. О Господи!.. Да где граф-то? – упавшим голосом спросил дворецкий.
– Да все в карете сидит.
– Так ведите его сюда. Я должен этого немецкого графа холопским обедом кормить и обхождение с ним иметь холопское. Это с графом-то!.. Да в чем он провинился против князиньки? С нашей княжной Екатериной этот Милезимо амур имел, а теперь княжну обручили с императором; уж не через это ли произошло что-нибудь? – вслух раздумывал дворецкий Евсей, поджидая Милезимо.
Наконец графа ввели. Но тут дворецкий забыл приказ своего господина и встретил графа почтительным поклоном.
– Старик, зачем меня привезли сюда? – крикнул Милезимо.
– Не могу знать, господин граф.
– Кто же будет знать, кто? Помни, я состою при посольстве, за меня и твой князь, и все вы – все строго ответите! – продолжал Милезимо.
– Моей вины нет, ваше сиятельство: я делаю, что мне приказывают.
– А если прикажут тебе убить меня?
– И убью, ваше сиятельство! Знаю, что страшный грех приму на душу, а приказа господского не преступлю, – твердо проговорил старик дворецкий. – Ну а пока на то приказа нет. Мне только велено держать твою милость на холопском положении, под замком.
– Под замком? Видно, ты, старый дурак, и твой князь с ума сошли? Как вы смеете? За меня вступится мой император. Вы не смеете лишать меня свободы! – горячился граф Милезимо, но это ничему не помогло, и ему пришлось покориться.
Дворецкий запер его в одной из горниц и ключ взял к себе.
Горница находилась во втором этаже княжеского дома и обширным коридором отделялась от других жилых помещений. В ней находилось одно окно с двойною рамою; в углу были поставлены простая кровать с жестким тюфяком, два-три стула и стол.
Евсей Наумович в точности выполнил приказ своего «князиньки», никуда не выпускал графа, кормил «серой» пищей с холопского стола.
В первое время Милезимо отказывался от такой пищи, требовал лучшей, но ему в том было отказано.
– Что же, вы хотите морить меня голодом, что ли? – крикнул граф, отодвигая от себя чашку со щами из свинины.
– Зачем морить голодом?.. Если бы морили голодом, то щей твоей милости не дали бы, – самым невозмутимым голосом ответил ему дворецкий.
– Но пойми, старая дубина, я не могу есть всякую дрянь.
– Напрасно так говорит твоя милость: хлеб насущный – Божий дар, а щи да каша – мать наша.
Однако голод заставил изнеженного графа Милезимо, привыкшего к изысканному столу, есть и грубую пищу.
Так прошло несколько дней, а граф Милезимо все томился в заключении. Лишенный здоровой пищи и без воздуха, он побледнел и похудел, стал раздраженным. Он часто ругался со своим «старым тюремщиком», как называл он дворецкого Евсея, и посылал проклятия на голову Алексея Григорьевича, отца своей возлюбленной, но волей-неволей покорялся своей участи и ждал, когда двери темницы будут для него открыты.
Между тем во всей Москве вскоре только и говорили, что о неожиданном исчезновении молодого графа Генриха Милезимо. Рассказывали, что ночью на него напали разбойники и убили; передавали также, что красавца Милезимо похитила какая-то молодая вдова-боярыня, а другие говорили, что граф Милезимо уехал к себе на родину…
Австрийский посол граф Вратислав обратился к канцлеру Остерману за объяснением, куда девался его родич, граф Милезимо, и просил отыскать его. Остерман, как мог, успокоил Вратислава и обещал непременно принять все необходимые меры.
– Пожалуйста, ваше сиятельство, поспешите, иначе я принужден буду довести об этом до сведения своего императора, – с тревогой в голосе проговорил Вратислав. – Да, кроме того, отсутствие Генриха и неизвестность его участи сильно беспокоят меня лично. Ведь прошло пять дней, как он исчез, а о нем нет ни слуху ни духу. Я боюсь, не попал ли Генрих в ловушку. Врагов у него здесь немало.
– Какие же могут быть враги у графа Милезимо?
– Вы сами знаете их, ваше сиятельство, они довольно могущественные.
– Кто же они? – притворно удивляясь, переспросил у посла осторожный Остерман. – Уверяю вас, господин граф, я ничего не знаю.
– Ну, если хотите, я назову вам врагов Генриха. Первые – это князья Долгоруковы, они ненавидят Генриха.
– За что же им ненавидеть графа Милезимо?
– И это вы хорошо знаете.
– Уверяю вас, граф!..
– Довольно, ваше сиятельство!.. Я не ребенок, которого можно провести пустыми отрицаниями. Да наконец, я полагаю, вы прекрасно знаете всю щекотливость положения, в которое поставлено этим ваше правительство: ведь исчез не кто-нибудь, а один из представителей нашего посольства!.. Вы обещаете мне разыскать моего Генриха, вашим словам я верю и потому покидаю дворец наполовину успокоенным.
