Император Николай II и заговор генералов - [99]

И все же в этот день военный министр (Беляев) рекомендовал Хабалову избегать открытия огня. Хабалов доносил в Ставку, «…в подавлении беспорядков, кроме Петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 запасного кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка. Хабалов». А Протопопов телеграфировал Воейкову: «наряду с эксцессами противоправительственного свойства, буйствующие местами приветствуют войска. Прекращению дальнейших беспорядков принимаются энергичные меры военным начальством. В Москве спокойно. Протопопов».

Вечером около 6 ч. из толпы стали стрелять по полиции и войскам. Офицер отряда не растерялся и дает по толпе залп. Несколько человек было убито и ранено. Это значительно охладило толпу. Невский сразу опустел. Чернь разбегалась.

А в Городской Думе, при попустительстве власти, заседание, посвященное продовольственному вопросу, превратилось в политический митинг. Прибытие Керенского было встречено аплодисментами. Городской Голова (Лелянов) добивается по телефону от градоначальника Балка освобождения арестованных. Начальство еще не понимало, что началась революция.

Но если начальство еще не понимало, что началась революция, то это хорошо понимали те подлинные темные силы, которые вылезли из подполья и стали направлять бунтарское движение в нужном для этих темных сил направлении. И самым злобным, открыто ненавидящим Россию был Суханов (Гиммер). Вот что он пишет об этих днях: «На больших улицах происходили летучие митинги, которые рассеивались конной полицией и казаками – без всякой энергии, вяло и с большим запозданием. Ген. Хабалов выпустил свое воззвание, где в сущности уже расписывался в бессилии власти, указывая, что неоднократные предупреждения не имели силы, и обещая впредь расправляться со всей решительностью. Понятно, результата это не имело. Но лишним свидетельством бессилия это послужило. Движение было уже явно запущено. Новая ситуация в отличие от старых беспорядков была ясна для каждого внимательного наблюдателя. И в пятницу я стал уже категорически утверждать, что мы имеем дело с революцией, как с совершающимся фактом» (Н. Суханов «Записки о революции»).

Дальше Суханов, который был, конечно, гораздо умнее всех думских заправил, пишет, что «революция удастся, если буржуазия (т. е. та же Дума в лице прогрессивного блока) возьмет “власть” в свои руки, которая фактически должна быть в руках социалистов всех мастей». Вся наличная государственная машина, армия чиновничества, цензовые земства и города, работавшие при содействии всех сил демократии, могли быть послушными Милюкову, но не Чхеидзе. Иного же аппарата не было и быть не могло. Первая революционная власть в данный момент, в феврале, могла быть только буржуазной».

Сам Суханов был пораженцем, фанатичным циммервальдцем и, как и Ленин, видел в России только плацдарм для грядущей мировой революции. Его партнерами были Соколов и Стеклов (Нахамкес). О Соколове пишет сам Суханов: «Однако так или иначе, мы вполне сходились с Н.Д. Соколовым в наших практических выводах. Как человека, более и определеннее других выступавшего против войны, как литератора, имевшего довольно прочную репутацию пораженца, интернационалиста и ненавистника патриотизма, Н.Д. Соколов убеждал меня выступить сейчас, как можно скорее и решительнее, против развертывания антивоенных лозунгов и содействовать тому, чтобы движение проходило не под знаком “долой войну”».

В общем, Суханов, Соколов, Стеклов и компания сознательно подготовляли обман для думцев, чтобы под эгидой Государственной Думы (как мы увидим дальше») взять фактически власть в свои руки, при помощи сплошь распропагандированных в духе социальной революции, петроградских рабочих и того сброда, который числился в частях гарнизона столицы. Этот план блестяще удался. Государственная Дума столько лет расшатывала авторитет Верховной Власти и Правительства, что социалистам не пришлось затрачивать почти никаких усилий, чтобы прибрать массы к своим рукам. Дума кричала «война до победного конца», а социалисты «долой войну», Дума хотела, чтобы ее лидеры управляли страной, а социалисты говорили – «гоните в шею буржуев», а вскоре после приезда «гуманиста» Ульянова-Ленина, бросили столь близкий сердцу столичных «масс» (попросту поддонков) «грабь награбленное».

Конечно, в лице «Временного правительства» все эти «гениальные» Гучковы, Милюковы, Львовы и прочая «Элита» могла быть очень «временно» в «правительстве», которое, впрочем, и не правило. Их вышибали методично и решительно. Сперва выгнали «неторгующего купца» (который за два месяце развалил армию), потом очень умного профессора («с проливами»), а потом и самого молчаливого (в прениях правительства он не принимал участия, а всегда… молчал) «главу правительства». Все это было заранее предусмотрено «революционной демократией».

Но вернемся к развивающимся событиям. После сообщений Хабалова и Протопопова о беспорядках в Петрограде, причем в своем донесении Хабалов не доложил об убийстве пристава казаком и о том, что толпа качала казака убийцу, Государь отправил в 9 ч. вечера личную телеграмму Хабалову: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».