Император Николай II и заговор генералов - [100]

Мне хочется спросить Издательство «Отречения 1917 г.», как это ясное приказание Императора и Верховного Главнокомандующего Российской Империи совместить с утверждением авторов «От издательства» о «непротивлении злу» Государя? А вот что пишет в этот день генерал Д. Дубенский («рамолик», «злобный» человек и «клеветник») по утверждению автора того же «Отречения» Сергеевского.

«Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы (еще бы! – В. К.), с которой находился в полной связи. Он был надеждой России в наших предстоящих военных операциях на фронте. Ему глубоко верил Государь (выделено мною. – В. К.). Высшее командование относилось к нему с большим вниманием. На таком высоком посту редко можно было увидать человека как генерал Алексеев, к которому люди самых разнообразных партий и направлений относились бы с таким доверием. Уже одно то, что его называли, по преимуществу, Михаил Васильевич, когда о нем упоминали, говорит о всеобщем доброжелательном отношении к нему. При таком положении Генерал Алексеев мог и должен был принять ряд необходимых мер, чтобы предотвратить революцию, начавшуюся в разгар войны, да еще в серьезнейший момент, перед нашим весенним наступлением.

У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем Его Величества. Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и ее прогрессивный блок, – не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, но с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность и беспомощность. Как это случилось, – понять трудно» (Д. Дубенский «Как произошел переворот в России»).

Трудно было понять Дубенскому, который не знал о деятельности Алексеева еще в 16-го году. Не знал Дубенский и о сношениях Алексеева с Гучковым и Львовым.

Получив телеграмму от Государя, Хабалов «растерялся». «Меня ударило как обухом по голове», – говорил он про впечатление от этой телеграммы. То есть почему это? Почему командующий Петроградским военным округом «растерялся», получив приказ от Государя Императора? Кто был вообще Хабалов? Кто его назначил на этот пост?

На этот вопрос я приведу ответ в лице адм. Бубнова, который уж не может быть назван Сергеевским тоже «рамоликом», «клеветником» и. т. д. А может быть, тоже?

«…Сделало ли верховное командование в лице генерала Алексеева и его сотрудников все, что было необходимо и возможно для предотвращения катастрофы, которая принесла России столько бедствий и страданий, а всему человечеству столько лишений и тревог за будущее?

Можно, быть может, было бы еще спасти положение принятием энергичных и обширных мер в самые первые дни революционного движения, то есть 25 и 26 февраля. Но для этого Верховное командование и главнокомандование Северо-Западным фронтом должно было быть в руках прозорливых, смелых и решительных боевых начальников, каковыми ни генерал Алексеев, ни тем более генерал Рузский не были. Остается, значит, во всей своей широте, чреватый великой ответственностью, вопрос: почему же не были своевременно предприняты меры для предотвращения начала революционного движения в столице и, в случае необходимости, для успешной борьбы с ним» (А. Бубнов «В Царской Ставке»).

А вот еще несколько слов об Алексееве, написанные флигель-адъютантом полк. Мордвиновым: «…я убежден, по многим признакам, что Его Величество относился к генералу Алексееву с большей симпатией и любовью, чем к другим… Понимал ли генерал Алексеев Государя настолько, чтобы любить его как человека, был ли предан ему, как настоящий русский своему настоящему Русскому Царю, вот те вопросы, которые я задавал себе неоднократно тогда и потом и как тогда, так и потом, вплоть до настоящего времени, не мог себе с достаточной ясностью на них ответить.

Многое, а после отречения и, судя по искренним рассказам его семьи – очень многое, мне говорило “да”, но всегда с неизменной во мне прибавкой “вероятно недостаточно крепко, хотя бы до забвения сплетен”.

Генерал Борисов, близкий друг М.В. Алексеева, в частных разговорах со мной уже после отречения неоднократно выражал сожаление, что Государь “не сумел с достаточной силой привязать к себе Михаила Васильевича и мало оказывал ему особенного внимания, недостаточно выделяя его якобы из других”. “Тогда все было бы, конечно, иначе”, – неизменно, с полным убеждением, доказывал мне Борисов.

Все же нельзя сказать, чтобы к генералу Алексееву в те тяжелые и смутные дни свита, находившаяся в Ставке, относилась с безусловным доверием и надеждой» (А. Мордвинов «Отрывки из воспоминаний»).

Алексеев и не любил, и не понимал Государя, и абсолютно ничего не предпринял, чтобы предотвратить катастрофу. Разве может человек, который любит своего Государя говорить так, как говорил он. «Ну, что можно сделать с этим ребенком! (это так называл Алексеев своего Государя. – В. К.). Пляшет над пропастью и… спокоен. Государством же правит безумная женщина, а около нее клубок грязных червей: Распутин, Вырубова, Штюрмер, Раев, Питирим… На днях я говорил с ним, решительно все высказал ему»