Император Николай II и заговор генералов - [62]

В Петербурге, в Москве, в Киеве, на Кавказе – повсюду члены Императорской Фамилии вторили всем слухам, связанным с именем Государыни, Распутина и говорили уже совсем фантастические вещи. То есть то, что нужно было Думе. Что же нужно было этой «Думе»? Милюков это ясно написал в своей «Истории второй русской революции» – «низложить монархию». «Но почему же, – спросят, – Государь «терпел Распутина около трона?» Да потому что «у трона Распутина не было». Это только ловко подхваченная всеми клевета сложилась в уверенность, что «Гришка правит Россией», а потому и молва уже высказывала свои предположения и… «пожелания». Государь не интересовался общественным мнением. Так же Он относился к мнению общества, когда Он допускал Распутина во дворец. Прежде всего Государь хотел исполнить болезненное желание Государыни, видевшей в молитвах Григория Распутина помощь во время заболеваний Алексея Николаевича. Государыня страдала неимоверно и нравственно и физически. Государь это знал, видел и шел навстречу желанию своей несчастной Супруги. Распутин, редко бывая во дворце (Жильяр, воспитатель Наследника Цесаревича, говорит, что Распутин бывал не чаще четырех раз в год за последние перед революцией три года), вел себя там, конечно, не так, как с другими. Там он не был ни пьян, ни распущен. Там он говорил о Боге и о нуждах народных» (А.Ф.Романов «Император Николай II и Его Правительство»).

Частые посещения Распутиным Дворца также легенда: никто без ведома Дворцового Коменданта и Начальника Дворцовой охраны проникнуть во Дворец не мог. Воейков же и Спиридович говорят, что Распутин бывал там чрезвычайно редко. Кроме того, люди, которые не любили Распутина и который платил им тем же, оставались на своих постах долго, вопреки молве, что неугодных ему людей он «увольняет». Но и Государь и Государыня в своей кристальной чистоте не имели и мысли, что допущенный Ими к себе человек, бессовестный и подлый лицемер. Государь считал его чем-то вроде юродивого, который помогает во время болезни Сыну. Государыня, вообще мистически настроенная, верит ему всецело и все доклады о Распутине, рисующие его в другом виде, считает ложью и клеветой. Распутин же, хитрый и скверный человек, зазнался и решил пожить всласть. Н. Павлов хорошо определяет роль Распутина: «При дворах Королей, Царей, рыцарей и бояр – от веку были фавориты, шуты, чудаки, советчики, буфоны и молитвенники, и Распутин был чем-то подобным. Он был тем “дворовым” слугой, с пороками, которые водились у бар, был “фаворитом”, какие существуют у всякой толпы… какими были потом Керенский, Пуришкевич, Гучков, Илиодор, Горький и прочие. Недалеки в истории – “пирожник” Меньшиков, дворецкий Кутайсов и иные. Что же было бы, если бы у Царя появился не один, а несколько советников – простых крестьян?.. Был бы тот же вопль злобы и молва, и ненависть… Выбор был несчастный. В приближении этом, чувствуется что-то тягостное и роковое, что-то сатанински продуманное и слиянное все с той же распутиновщиной эпохи и среды, которая сама разнузданная нравами – осмелится осуждать безупречнейшую русскую семью» (Н.А. Павлов «Его Величество Государь Николай II»).

Распутин Распутиным, а вот министры Его Величества вели себя так, что Думе и комитетам приходилось только потирать руки от удовольствия. Начнем с Сазонова.

Явно симпатизирующий ему Наумов, министр земледелия пишет: «Это был дипломат строго выдержанный, былой Европейской школы. Воспитанник привилегированного учебного заведения – Императорского Александровского лицея, проведший всю последующую свою жизнь и службу сначала в Петербурге, в Министерстве иностранных дел, а затем в заграничных посольствах, Сазонов, силою вещей, лишен был возможности узнать подлинную жизнь своей обширной родины. Тем не менее, он крепко и искренно любил Россию. Для внешнего представительства, для русского престижа и сношений с иностранными державами такого ограниченного отечествоведения для министра иностранных дел, может быть, было и достаточно; но Сазонов, привлеченный на этот ответственный и видный пост своим свояком Столыпиным, первое время, вероятно, пользовался его авторитетными советами. В итоге долголетнего пребывания в нашем Лондонском посольстве, Сазонов превратился в убежденного англофила. Это не осталось без следа на его последующей дипломатической деятельности, особенно в бытность его синистром».

И дальше: «…особенно в думских кругах, Сергей Дмитриевич завоевал себе прочные симпатии, горячо проявлявшиеся при его появлении на трибуне Таврического дворца» (А. Наумов «Из уцелевших воспоминаний»).

Кн. В. Шаховской пишет о Сазонове тоже: «С назначением Председателем Совета министров И.Л. Горемыкина, он (Сазонов. – В. К.) почти явно стал его неглижировать и, все больше и больше, подпадал под влияние Милюкова, с которым у него установились самые дружеские отношения. Иначе говоря, он всецело подпал под влияние кадетской партии, почти оставляя в неведении Совет министров о международных событиях. С первых же дней моего участия в Совете министров, я был поражен, в какой мере некоторые из министров, главным образом Сергей Дмитриевич, относились скажу с подобострастием к нашей союзнице Англии, далеко не питавшей к нам таких же симпатий. Никогда не забуду, как, возвращаясь в автомобиле с обеда от Председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, мы с женой с поражением и негодованием обменивались впечатлениями о том удивительно заискивающем принижении, с которым министр иностранных дел Великой в то время Российской Державы разговаривал с союзными послами с сэром Джоржем Бьюкенен в особенности. Этот же последний холодно и, как должное, принимал ухаживание Сазонова»