Император Николай II и заговор генералов - [50]

Перед отъездом в армию Государь с семьей причастился Св. Тайн в Федоровском Соборе… Из Ставки Государь писал Государыне, и Она читала мне письмо, где Он писал о впечатлениях, вызванных Его приездом. Великий князь был сердит, но сдерживался, тогда как окружающие не могли скрыть своего разочарования и злобы: “точно каждый из них намеревался управлять Россией!”

Я не сумею описать ход войны, но помню, как все, что писалось в иностранной печати, выставляло Николая Николаевича патриотам, а Государя орудием германского влияния. Но как только Помазанник Божий встал во главе своей армии, счастье вернулось русскому оружию и отступление прекратилось» (А. Танеева (Вырубова) «Страницы из моей жизни»).

Во всей этой истории поражает одно: до решения Государя принять Верховное командование на Себя Совет министров был единодушен в том, что «Ставка (т. е. Николай Николаевич) потеряла голову». Как только Государь решил возложить Верховное командование на Себя, все, как по мановению волшебной палочки, стали Государя отговаривать от «рокового», «фатального» и «опасного» решения. В этом надо разобраться подробно. Министры приводили доводы и, в первую голову, Поливанов, что «если личное предводительствование Царя не изменит в благоприятную сторону положения на фронте и не остановит продвижения неприятеля внутрь страны, то возможны последствия во внутренней жизни страны. При этом я доложил, – говорит Поливанов, что по состоянию наших сил нет надежды добиться хотя бы частных успехов, а тем более трудно надеяться на приостановку победоносного шествия немцев. Подумать жутко, какое впечатление произведет на страну, если Государю Императору пришлось бы от своего имени отдать приказ об эвакуации Петрограда или, не дай Бог, Москвы».

Еще и другой министр, министр внутренних дел Щербатов на заседании Совета министров без Государя, осмелился сказать: «До меня за последнее время доходили слухи об интригах в Царском Селе против Великого князя и я подозревал, что это может кончиться вступлением Государя в верховное командование». А когда Горемыкин заявил, что Государь ему говорил о своем решении, то министр иностранных дел Сазонов, этот «человек, заслуживающий доверия, человек, чистый, деликатный, морально-тонкий» (как пишет о нем Архимандрит Константин в своей «Памяти последнего Царя», стр. 15), перебивает Горемыкина: «Как же вы могли скрыть от своих коллег по кабинету эту опасность? Ведь дело затрагивает такие интересы, от которых зависит судьба России. Если бы вы сказали нам откровенно, мы нашли бы, вероятно, способы противодействовать решению Государя, которое я не могу назвать иначе, как пагубным». Неправда ли, сколько «чистоты и моральной тонкости» в этом заявлении?

И вот ответ Ивана Логиновича Горемыкина, настоящего верноподданного и подлинного барина, не в пример всем другим сановникам и барам в кавычках: «Я не считал для себя возможным разглашать то, что Государь повелел мне хранить в тайне. Если я сейчас говорю об этом, то лишь потому, что военный министр нашел возможным нарушить эту тайну и предать ее огласке без соизволения Его Величества. Я человек старой школы, для меня Высочайшее повеление закон. Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть… Он отлично понимая этот риск, тем не менее не хочет отказаться от своей мысли о царственном долге».

На это Сазонов отвечает: «…бывают обстоятельства, когда обязанность верноподданных настаивать перед Царем во имя общегосударственных интересов… Надо еще учитывать и то, что увольнение Великого князя произведет крайне неблагоприятное впечатление на наших союзников… нельзя скрывать…, что за границей мало верят в твердость характера Государя и боятся окружающих Его влияний». Хорош верноподданный! В дальнейшем изложении мы увидим, как вел себя министр иностранных дел Российской Империи перед иностранными послами, как угодничал перед явными врагами Государя, как Милюков и др. к-д. Что же касается военного министра Поливанова, то ему в моем исследовании будет уделено много места. Заранее скажу, что это был изменник совершенно законченный, который стремился к гибели изо всех своих сил. Военный министр Российской Империи, особоуполномоченный Временного правительства по проведению военной реформы (уж он ее провел совершенно в духе приказа № 1) и военный эксперт при Совнаркоме, приятель Гучкова и «собрат» по ложе и вместе с тем человек несомненно умный, способный и образованный не только как военный. Как же низок должен быть такой человек, который совершенно сознательно проводил в жизнь свои преступные замыслы! И под личиной даже благочестия! Все это мы увидим позже.

Измена существовала не только в Государственной Думе и прогрессивном блоке, но и в Совете министров! Много писали и говорили о «министерской чехарде». А частая смена министров начиная с 1915 года происходила, во-первых под давлением Николая Николаевича, во-вторых, после обращения части Совета министров к Государю по поводу смены Верховного командования и еще по причинам невозможного поведения некоторых министров (А.Н. Хвостов, С. Белецкий, А. Трепов и др.).