Император Цезарь Август. Армия. Война. Политика - [41]

Решающим для судьбы восстания стал 7 г., когда слишком, как оказалось, неповоротливые составные части римской военной машины со скрипом развернулись на 180 градусов, и весь механизм начал набирать обороты. Его недостаточная эластичность, отсутствие «сил быстрого реагирования» объясняются в первую очередь тем, что изначально профессиональная армия создавалась Августом для другой цели (не говоря уже о том, что любая система не обладает стопроцентной надежностью). Как оказалось (и не раз оказывалось впоследствии), римляне не предвидели возможности возглавленного сильным лидером (или лидерами) восстания в своих владениях и не принимали превентивных мер, реагируя на события уже post factum. Так, расквартированные уже после восстания в Мезии, Паннонии и Далмации легионы, судя по пунктам их дислокации, имели первоочередной задачей вовсе не защиту дунайской границы, а контролирование римских же. территорий, некогда охваченных великим иллирийским мятежом.[413]

Набор новых легионов, казалось бы, более предпочтительный, чтобы не оголять другие участки римской границы, не был проведен; вероятно, по двум причинам. Первой была высокая стоимость формирования столь крупных соединений — и без того Августу пришлось ввести 2-процентный налог с продажи рабов и отменить государственные ассигнования на гладиаторские игры (Dio Cass. LV. 31. 4). Во-вторых, обычного количества добровольцев из числа римских граждан, необходимого для пополнения армии, в данном случае оказалось бы слишком мало, а обязательный призыв (всеобщая воинская повинность для граждан формально сохранялась) оказался крайне непопулярной мерой: Светоний вспоминает примечательный случай, когда некий римский всадник предпочел искалечить своих сыновей, чтобы избавить их от военной службы (Suet. Aug. 24. 1).

Оправдалось предвидение Тита Ливия, который задолго до этих грозных событий полагал, что, в отличие от времен Республики, Рим окажется не в состоянии при вторжении врагов выставить, как бывало, десяток новых легионов (Liv. VII. 25. 9). Когорты же, набранные из городского плебса и освобожденных за государственный счет рабов, не привели к изменению соотношения сил сторон — римляне могли (да и то с переменным успехом) лишь сдерживать натиск врага.

Ситуация стала меняться, когда на арену военных действий начали стягиваться войска из других провинций. На это потребовалось довольно много времени, так как из находившейся рядом Германии нельзя было отвлечь ни легиона по очевидной причине: «Никто не знал лучше, чем Тиберий, что могло бы последовать за ослаблением германской армии».[414] Э. Корнеман справедливо считает, что чрезвычайный набор ветеранов и новобранцев, включая бывших рабов, оказался необходимым именно в силу невозможности быстрой переброски легионов «с других фронтов».[415]

На помощь Тиберию были вызваны войска из Мезии (под началом все того же А. Цецины Севера) и «из заморских провинций» (пять легионов со вспомогательными частями и фракийской конницей, всей этой группировкой командовал Плавций Сильван). К Сисции римлянам пришлось пробиваться с тяжелейшими боями. Инсургенты, оставив часть своих войск действовать против Тиберия, с остальными под руководством обоих Батонов внезапно обрушились на войска Севера и Сильвана. По боевым качествам более многочисленные мятежники не уступали римлянам, и те оказались на грани разгрома: были разбиты и бежали когорты вспомогательных войск с кавалерией, дрогнули даже легионы. Управление боем с римской стороны было потеряно, много офицеров погибло или было ранено. Но в конечном счете мужество рядовых легионеров позволило выдержать натиск врага и перейти в контратаку, превратив поражение в победу.[416]

Сконцентрировав около Сисции огромные силы (Веллей Патеркул подчеркивает, что армии такого размера не бывало со времен гражданских войн),[417] Тиберий пришел к выводу, что для ведения войны эта неповоротливая громада непригодна, так как характер боевых действий неизбежно должен был измениться. Пик объединенных военных усилий повстанцев пришелся на время стягивания римских войск к Сисции, в дальнейшем же, как нетрудно было предугадать, римлянам придется иметь дело с «гверильей», хорошо знакомой им по горам Испании, да и по многолетним военным действиям на тех же Балканах.

Кроме того, отвлечение крупных сил из других провинций было чревато опасностью вражеских вторжений или восстаний уже там. В особенности это касалось Мезии, подвергавшейся набегам даков и сарматов. Поэтому Тиберий, дав войскам несколько дней отдохнуть, приказал им затем рассредоточиться. Если верить Веллею Патеркулу, бывшему тогда легатом легиона, войска должны были вернуться туда, откуда пришли (remisit ео, undo venerant), но тогда непонятно, зачем их понадобилось собирать. К тому же обратный путь был тоже сопряжен с серьезным риском, так что Тиберий счел необходимым лично сопровождать уходившие части (Vell. II. 113. 3). Очевидно, нельзя понимать дело так, что легионы и ауксилиарии просто возвращались к местам постоянной дислокации. Это может относиться только к войскам, прибывшим из Мезии — у Цецины Севера хватало своих забот, так как эту новую провинцию нельзя было оставлять без сильного гарнизона. Напротив, как отметил Р. Сайм, два или три легиона Сильвана были отосланы не дальше Сирмия, чтобы заняться подавлением восстания в Паннонии, тогда как сам Тиберий взял на себя Далмацию.