Имоджин - [34]

— Ждем ребенка, дорогая? — холодно и отчетливо спросила Кейбл.

— Она выглядит прекрасно, — сказал Матт, заполнявший гостиничные анкеты.

Указав на стоящее рядом кресло, он сказал:

— Садись сюда, малыш, я впишу твои данные. Как твоя комната?

— О, все отлично, — сказала она с благодарностью.

— А у нас нет, — сказала Ивонн. — У меня нет лампы рядом с кроватью.

— Ты ешь так много сырой моркови, что я бы предположил, что ты можешь видеть в темноте, — сказал Матт.

— Это какая-то старая развалюха, — заявила Ивонн. — Я ожидала чего-нибудь получше, например, что-нибудь вроде этого. — И она махнула рукой в сторону отеля «Плаза», который возвышался над заливом со своими красными и белыми тентами.

— Можешь там остановиться, если готова совсем не есть или отправиться восвояси завтра же, — сказал Матт. — Одна ночь в «Плазе» стоит столько же, сколько две недели в «Реконнесансе».

— Ну, может быть, и не «Плаза», — уступила Ивонн. — но все-таки что-нибудь не такое убогое.

Матт продолжил заполнение анкеты Имоджин. Род ее занятий он обозначил словом «библиотекарь», что звучало очень внушительно.

— В старые времена мадам была очень добра к Матту, — вступилась за него Кейбл.

— Когда я был студентом, она позволяла мне останавливаться здесь практически даром, — сказал Матт. — Она когда-то участвовала в Сопротивлении. Я уверен, что она может одолжить свой револьвер, если придется отстреливаться от тараканов.

Имоджин смотрела на прусскую синь моря, сверкавшего в закатных лучах.

— Как по-французски фотомодель? — спросил Джеймс, стараясь как-то заполнить возникшую неловкую тишину и одновременно анкету Ивонн.

— Catin[10]. — сказал Матт.

Кейбл хихикнула, а Джеймс торжественно вписал это слово в анкету.

Компания немцев села за соседний стол и начала стучать, призывая официанток.

— Здесь ужасно много туристов, — проворчала Ивонн.

— Но ты ведь тоже туристка, — сказал Матт.

Мимо прошла стройная брюнетка в кружевной рубашке с концами, завязанными под грудью так, чтобы был виден красивый загорелый торс.

— В этом году, похоже, все это носят, — сказала Кейбл. — Мне тоже надо прикупить.

— Что на самом деле значит catin? — спросила Имоджин у Ники, когда они уже прогуливались по набережной.

— Проститутка, — сказал Ники.

Они ужинали в ресторане, обвешенном стеблями виноградной лозы. Море лежало под ними синей тенью с огнями рыбацких катеров, отправлявшихся на ночную ловлю. Все проголодались и ели рыбный суп с чесноком и рагу. Вино разливалось в изобилии. Даже Ивонн выглядела повеселевшей и неожиданно обратилась к Матту, изобразив свою улыбку волка из «Красной Шапочки»:

— Может быть, вам с Кейбл самое время назвать день?

Все примолкли. Матт в упор посмотрел на Ивонн и спросил:

— Какой день?

Она игриво погрозила ему пальцем.

— Не притворяйся. Вы с Кейбл встречаетесь вот уже скоро два года. Я про то, что пора сделать из нее порядочную женщину.

Кейбл покраснела от гнева.

— Это не твое собачье дело, Ивонн.

— Дорогая, я ведь для твоей же пользы.

Матт взял Кейбл за руку и пожал ее. Потом обернулся к Ивонн и тихо сказал:

— Позволь прямо сказать тебе три вещи. Во-первых, я очень близко к сердцу принимаю «пользу» Кейбл. Во-вторых, я с ней согласен, что это не твое собачье дело. И в-третьих, у тебя на подбородке масло.

Сначала настало гробовое молчание, а потом взрыв общего хохота. Не засмеялась только Ивонн, которая от злости стала красной, как ее волосы.

Ники зевнул.

— Бог мой, я так устал, что мог бы заснуть на бельевой веревке.

Матт нежно потрепал Кейбл по щеке.

— Думаю, надо пораньше в постель, ты как, дорогая?

Она благодарно кивнула. Он хороший человек, подумала Имоджин, действительно, хороший. Она почувствовала, что ей становится не по себе. Может быть, не стоило есть этот суп с чесноком. Ники глазел на величественную блондинку за соседним столом.

— Не забудь лечь на правильной стороне постели, — насмешливо сказала Кейбл, когда Имоджин взбиралась по лестнице, направляясь к себе в номер. Ей становилось все хуже и хуже. Она посмотрела на себя в зеркало: белое лицо, белое тело. Толстая, белая женщина, которую никто не любит, с досадой подумала она про себя, надев ночную сорочку и забравшись в постель.

В дверь постучали. Это был Ники в фиолетовом халате на голом теле. Черные кудри, на груди золотые медальоны, запах лосьона после бритья смешивался со сладким ароматом дезодоранта. У Имоджин зашлось сердце. Она никогда не видела такого красивого мужчину. Только бы он не ходил вокруг да около.

— Привет, дорогая, — хрипло сказал он, садясь на постель. — Слава Богу, мы наконец вдвоем. Я не мог спать прошлой ночью, все про тебя думал.

«Или про котов и часы», — подумала Имоджин. Он уже целовал ее, и его руки начали скользить по ее телу. Он забрался кончиком языка ей в ухо, и она, не сумев вспомнить, мыла ли уши этим утром, вывернулась, симулируя неконтролируемую страсть.

— В тихом омуте черти водятся, — засмеялся Ники.

На нее волнами накатывала тошнота.

— Слушай, сними эту дурацкую ночную сорочку.

— Ники, мне плохо, — сказала она и, вскочив с кровати, кинулась к биде.

— Здесь тебе не может быть плохо, — в ужасе сказал Ники.