Иммунитет - [15]

Факультет… воспрял. Аристократы, дети пожирателей, почти заклейменные этим родством, дети проигравших, третируемые детьми победителей, отчаянно нуждались в чем-то подобном. Он очень хорошо знал, каково это — быть все время преследуемым, не имея поддержки, и поэтому он ее дал. И этим победил всю их спесь — единственное, что их держало на плаву до этого. До него. Теперь они все держали друг друга. Вот только один вопрос он задал себе однажды: зачем он это сделал?

Следить за поведением он обязал старост, им же вверив наказания и поощрения; правда, и спрашивать с них стал по полной, за что, к его удивлению, уважение к его персоне только возросло. Выход из гостиной он попросту зачаровал таким образом, что ночью, не зная ключа, никто бы не смог ни войти, ни выйти. А ключевое слово знали только он и старосты. С тех пор деканство перестало причинять ему лишние хлопоты. А факультетские баллы неуклонно поползли вверх.

Родной теперь Слизерин стал и для него опорой, небольшим островком — нет, не спокойствия (какое спокойствие с детьми от одиннадцати до семнадцати, я вас умоляю…) — просто «своим местом». Тем, где работают его правила. Где живут его люди.

«Личная» лаборатория же стала домом… Он отказался занимать апартаменты, освобожденные Слагхорном: слишком далеко от подземелий, от его студентов и от лаборатории, конечно. Ее оснащение стало тем, что в какой-то мере примирило его с действительностью. Поэтому новый профессор зельеварения обзавелся крошечной аскетичной спальней, прилегавшей к просторному кабинету с приличной рабочей библиотекой, собранной, по всей видимости, не только стариной Слагги. Книжное богатство, перекочевавшее к нему от нескольких поколений предшественников, было вторым плюсом Хогвартса…

Коллеги… К большинству он относился нейтрально, ведь чаще всего каждый из них просто занимался своим делом, не вмешиваясь ни во что иное. Да и пересекаться особо не приходилось ни с кем из них, кроме МакГонагалл. Декана Гриффиндора за этот год он успел возненавидеть. И дело было вовсе не в том, что она пыталась всячески усомниться в его компетенции — тут ему хватало кивка на Дамблдора: мол, кто принял на работу, к тому и вопросы, ее же мнение ему было глубоко фиолетово. А вот ее совершенно попустительское отношение к своему факультету и пристрастность в конфликтах Слизерин-Гриффиндор — этого он ей никогда не сможет простить.

С остальными деканами ему удавалось общаться довольно спокойно. Раздражали вздохи мадам Стебль, исторгаемые ею всякий раз, как она его видела, и бросаемые на него странные взгляды. Выяснять, что ей не так, ему не хотелось, а потому — просто держал дистанцию. Декан Когтеврана был сколь мал, столь и незаметен, к тому же совершенно адекватен при решении любых вопросов, которых, впрочем, практически и не возникало. С другими он не контактировал и вовсе: поводов не было. Его студенты, к счастью, прекрасно начали справляться сами, вытягивая своих отстающих однокурсников на приемлемый уровень во время общих часов подготовки, введенных старостами в режим факультета.

Но минус, единственный, что перебивал все хорошее, его мучение и кара — ученики на зельеварении. Это был ежедневный кошмар, сумасшедшая феерия косорукости, тугоухости и тупоумия. Они плевали на все инструкции, они слушали… нет, слушанием это назвать было нельзя: они вели себя так, словно ничего не слышали. Каждый день что-то взрывалось, и он благодарил Мерлина, если взрыв был один. А перевод пусть не особо ценных ингредиентов, но в таком количестве?! Нет, он слишком любил зельеварение, чтобы его преподавать…

И потому написал сегодня прошение о переводе на должность преподавателя ЗОТИ. Там он смог бы дать этим полудуркам, что зовутся студентами Хогвартса, программу так, что, с большой долей вероятности, до конца года все они останутся целы, здоровы и относительно невредимы. Почему Дамблдор его отклонил, Северус до сих пор не мог понять. То, что он справится (с его-то знанием Темных Искусств!), сомнению не подлежало, но что тогда? Ему не под силу было распутать директорское многословие, которое уже не первый раз раздражало. Зачем он вообще согласился на эту работу? Пошел бы да сдох, куда бы проще было. Или сидел бы… Но врожденное упрямство шептало: «Простые пути для слабаков… А ты же не слаб. Простые пути не для тебя». И возразить, вроде как, было нечего.

Патовая ситуация… На Альбуса Дамблдора у него рука даже не поднимется, на себя — не опустится из-за долга старому директору. Единственное грело — возможность провести все лето в лаборатории. Туда он и направлялся, не желая больше слушать непонятно-убаюкивающие речи директора и видеть злорадное лицо МакКошки. Он бы точно ей что-нибудь сказал… Зря директор за столом усадил их почти рядом. А может, он специально? Северус не раз замечал, с каким довольным блеском в глазах тот после их стычек принимался воспитывать их у себя в кабинете за чаем. Хотя на попытку примирить это почему-то не тянуло, несмотря ни на Эрл Грей, ни на сладости…

В голове продолжало крутиться воспоминание об итоговом собрании деканов: он все пытался вычленить из речей директора рациональное зерно (может, зря?), понять, почему же получил отказ… Хотелось напиться и забыться. Хоть временно отойти от всех этих дурацких, но от того не менее болезненных вопросов. Вот только нечем. Хотя можно просто послать заказ в Хогсмид. Точно! Он так сейчас и сделает, благо, детей в школе не осталось. Вот только… возле двери в лабораторию маячила маленькая фигурка самого неконфликтного из коллег. И это было весьма необычно…