Иммануил Великовский - [22]

Вскоре после возвращения Великовского домой из Парижа, в декабре 1937 года, скончался его отец. Это была страшная, невосполнимая утрата. Иммануил потерял не только отца, а самого большого друга. Более тяжелого кризиса не было в его жизни.

Пустота и безразличие овладели им, парализовали интересы и желание работать.

Великовский знал, как можно вывести из состояния подобной депрессии пациента. Но врач не мог излечить самого себя. Внешне он был как всегда собранным и приятным в общении. У него хватало сил заставить себя добросовестно выполнять профессиональные обязанности медика. Но к научной работе потерял интерес на долгие месяцы.

Великовский часто приходил на тель-авивское кладбище к скромному надгробью на могиле отца. Настоящий памятник он создаст спустя четырнадцать лет. Это будет посвящение в его книге «Века в хаосе» (Ages in Chaos). Необычное для нашего времени посвящение — в стиле старинных авторов, столетия назад посвящавших книгу королю или меценату. Вот что говорилось в этом посвящении:

«Этот труд посвящается памяти моего покойного отца. Я хочу в нескольких словах рассказать, кто был Шимон Ихиэль Великовский.

Со дня, когда в тринадцатилетнем возрасте он оставил дом своих родителей и пешком пошел в один из центров талмудического учения в России, до дня, когда в декабре 1937 года в семидесятивосьмилетнем возрасте он почил в Земле Израиль, он посвятил свою жизнь, свою судьбу, свое спокойствие духа, все, чем он владел, реализации единой цели — возрождения еврейского народа в своей древней стране.

Он способствовал возрождению языка Библии, развитию современного иврита, опубликовав (под редакцией д-ра И. Клаузнера) коллективный труд по ивритской филологии, и возрождению еврейской научной мысли; публикация основанной им Scripta Universitatis, в чем содействовали ученые многих стран, послужила основанием для Еврейского университета в Иерусалиме. Он первый, выкупивший землю в Негеве, доме патриархов; он организовал там коллективное поселение, названное им Рухама; сейчас это самое большое агрикультурное производство в северном Негеве. Я не знаю, кого мне благодарить за интеллектуальную подготовку к этой реконструкции древней истории, если не моего покойного отца».

Великий врачеватель — время — медленно рубцевало глубокую душевную рану.

Летом 1938 года Великовский несколько раз перечитал книгу Фрейда «Моисей и монотеизм». Все больше и больше он думал о фрейдовских героях — Эдипе, Эхнатоне, Моисее. Подход Фрейда к воссозданию личности Моисея позволил Великовскому обнаружить у автора книги те самые комплексы, которые Фрейд открыл и описал.

Великовский стал психоаналитиком весьма необычного пациента — самого создателя метода психоанализа. В дополнение к тщательному анализу образа мышления Фрейда, в частности, его отношения к еврейскому народу и к своей принадлежности к этому народу, Великовский по методу Фрейда проанализировал шестнадцать его снов.

Интересная концепция новой книги — «Фрейд и его герои» — отвлекла Великовского от темы, предложенной издательству университета в Париже. Работать над рукописью было в высшей степени интересно. Вот только времени для этой работы, к сожалению, было мало. Врачебная практика почти не оставляла свободных часов. Кроме того, ни в Тель-Авиве, ни в каком-либо другом месте Эрец-Исраэль в ту пору не было библиотеки, в которой Великовский мог бы найти всю необходимую ему литературу.

Преуспевающий врач. Рядом любимые жена и дети. Жизнь на земле, о которой он мечтал с детства, о которой мечтали его отец и поколения предков. Общение с интересными людьми… Великовский — уже не чужак в европейских научных журналах.

Статьи его принимают и публикуют. Чего еще желать? Тогда откуда это чувство неудовлетворенности?

Возможно, будь у него другая жена, она бы удержала его в тихой заводи, если вообще работу врача можно считать тихой заводью. Но Элишева была не такой. Она сердцем ощущала все, что волновало Иммануила. Даже потаенные мысли его проходили сквозь нее и, усиленные, возвращались к мужу, настоятельно требуя разрешения.

Она считала, что Иммануил должен написать книгу «Фрейд и его герои».

Избранник, будь то поэт, художник, исследователь или композитор — словом, творец, — не может знать, что ему предстоит сотворить. Он только ощущает неясное томление в сердце, неопределенный зуд в руках или в душе, тягу к тому будущему творению, что ему суждено создать.

А время идет. Летом Великовскому минуло уже сорок четыре года. Уходят, считал он, самые продуктивные для занятий наукой годы.

А тут еще в мире неспокойно… Новая страшная война нависла над Европой. Уже сегодня этот континент — не место для научных занятий.

Психически ненормальный субъект безраздельно владычествует над Германией. Когда-то благоразумные добропорядочные бюргеры впали в состояние массового психоза.

Безвольные недальновидные лидеры Англии и Франции, вместо того, чтобы набросить на психически больную Германию смирительную рубашку, дают возможность сумасшедшему диктовать свою волю. Европа в быстром темпе катится к страшной катастрофе. Если сейчас, убеждал себя Великовский, пока еще не вспыхнула война, не оставить на время врачевание и не поехать туда, где есть большие богатые библиотеки, конечно, подальше от очагов войны, то после будет уже поздно.