Иммануил Кант. Критика чистого разума. Критика практического разума. Критика способности суждения (сборник) - [34]

Такие понятия, в которых выражается чистое мышление, неизбежное при всяком опыте, мы находим в категориях; их правомерность и объективное значение станут очевидными для нас, если мы докажем, что только посредством их может быть мыслим какой бы то ни было предмет. Посему мы должны рассмотреть субъективные источники, в которых заключаются условия априори возможности опыта, и притом с трансцендентальной их стороны; ибо в категориях всего более выражается деятельность рассудка как единственной способности мышления; и для него как способности, имеющей дело с предметами, возникает неизбежный вопрос, каким образом возможно отношение его к этим предметам.

Если б представления оставались чуждыми одно другому и были бы уединены и отделены друг от друга, то никогда не образовалось бы в нас никакого познания; ибо познание есть нечто целое, состоящее из анализованных и объединенных представлений. Приписывая чувствам способность обзора (synopsis) на том основании, что они имеют дело с разнообразным содержанием, я нахожу, что с нею параллельно идет синтез и что познания возможны только при соединении восприимчивости с самодеятельностью. Отсюда собственно возникает троякий синтез, необходимо входящий в состав всякого познания, именно: наблюдение представлений (apprehension) как состояний представляющей души, воспроизведение их воображением (reproduction) и, наконец, признание (recognition) их в понятиях. Они указывают нам на три субъективных источника познаний, условливающих самый рассудок, а чрез него и всякий опыт, как произведение рассудка.

Предварительное замечание

Вывод категорий соединен c большими трудностями и требует глубокого размышления о первых основаниях возможности нашего познания вообще. Чтоб избежать растянутости полной теории и не опустить ничего в таком важном исследовании, я нашел более удобным прежде подготовить читателя следующими четырьмя замечаниями; затем уже в третьей главе мы займемся систематическим изложением найденных элементов рассудка. Поэтому есть некоторая темнота, которой нельзя устранить и которая сначала неизбежна на всяком еще не пробитом пути; но в следующей главе дело совершенно разъяснится.

1) Синтез наблюдения в наглядном восприятии

Как бы ни возникали наши представления, от влияния ли внешних предметов или от внутренних причин, будут ли они происходить априори или из опыта, во всяком случае как состояние души они принадлежат к области внутреннего чувства. И в этом отношении всякое наше познание подчинено формальному условию внутреннего чувства, т. е. времени; ибо в нем они приводятся в порядок, в связь и в известные отношения. Это общее замечание должно служить основанием всему дальнейшему.

В каждом наглядном представлении есть разнообразное содержание, но мы были бы не в состоянии представлять себе чего-либо, если бы душа не могла различать времени при смене впечатлений одного другим, если бы представление обнимало один только момент, то оно было бы тогда абсолютным единством. Но чтоб в нем разнообразие сочеталось с единством, для сего необходимы обзор разнообразия и объединение его: это действие я называю синтезом наблюдения: он имеет дело именно с представлением, в котором есть разнообразное содержание; и без него разнообразие никогда не может сочетаться с характером единства и одном представлении.

Этот синтез наблюдения приложим и к наглядным представлениям априори, т. е. происходящим не из опыта. Без него невозможны были бы представление априори пространства и времени; ибо и они возникают посредством синтеза разнообразного содержания, заключающегося в нашей чувственности. Следовательно, здесь мы имеем дело с чистым синтезом наблюдения.

2) Синтез воспроизведения воображением

Нет сомнения, что вследствие простого опытного закона представления, часто сопровождающие друг друга, соединяются, наконец, одно с другим и таким образом образуют связь, по которой одно из них постоянно вызывает в душе другое даже тогда, когда нет самого предмета, возбудившего их в душе.

Этот закон воспроизведения предполагает, что сами явления подчинены такому же постоянному закону и что, следовательно, само содержание представлений не чуждо такой последовательности, подчиненной известным законам; без последнего условия наше воображение никогда не было бы в состоянии развивать своей деятельности и оставалось бы мертвой и неизвестной нам силой внутри нашей души. Если бы киноварь была то красной, то черной, то легкой, то тяжелой, если бы человек постоянно изменял свой образ, если бы земля на одном дню то покрывалась плодами, то льдом и снегом, тогда наше опытное воображение не имело бы ни малейшего побуждения соединять с представлением черного цвета мысль о тяжелой киновари; если б одно и то же слово прилагалось бы то к одному, то к другому предмету или одной и той же вещи придавались бы различные наименования и если бы при всех этих случаях не было никакого закона, которому подчинялись бы явления сами по себе, то не могло бы быть никакого синтеза воспроизведения.

Следовательно, должно существовать нечто, делающее возможным это воспроизведение явлений, именно какое-нибудь условие, которое может служить основанием априори необходимого синтетического единства. Необходимость такого условия становится очевидной, если размыслить, что явление не суть вещи сами в себе, а составляют одну игру представлений, которые в сущности суть состояния внутреннего чувства. Легко видеть, что наши чистые наглядные предоставления априори только в той мере доставляют нам познания, в какой они под влиянием синтеза воспроизведения объединяют в себе разнообразное содержание. Понятно также, что этот синтез воображения должен в свою очередь до всякого опыта основываться на принципах априори и что следует предположить содействие ему чистого трансцендентального синтеза, который условливает возможность всякого опыта (он необходимо предполагает воспроизводимость явлений). Если я мысленно провожу линию, или представляю время от одного полудня до другого, или намереваюсь представить себе какое-нибудь число, то я необходимо должен при этом обнимать мыслью одно представление после другого. Но если бы я постоянно забывал предшествующее представление (первые пункты линии, предшествующие части времени или представляемые рядами единицы) и если бы я не воспроизводил их, переходя к следующим, то во мне никогда не могло бы возникнуть целого представления, следовательно, ни одной из упомянутых мыслей, даже чистых и первых основных представлений пространства и времени.