Иммануил Кант. Критика чистого разума. Критика практического разума. Критика способности суждения (сборник) - [25]

; но из этого нельзя еще прямо заключать, что предметы должны соответствовать условиям, каких требует рассудок для своего синтетического мышления. Может случиться, что рассудок найдет явления несогласными со своим требованием единства, и, таким образом, все будет казаться ему хаосом, например что в порядке явлений нет ничего соответствующего упомянутому синтетическому правилу и, следовательно, понятию причины и действия, так что это понятие окажется совершенно бессодержательным и без всякого значения. Явления могут существовать самостоятельно в виде предметов для нашего наглядного представления; последнее само по себе не нуждается в деятельности мышления.

Казалось бы, легко уклониться от трудных исследований, сославшись на опыт: он постоянно указывает нам на примеры правильности в явлениях, которые уполномочивают нас отвлекать понятие причины; мы могли бы доказать тем объективное значение его. При этом обыкновенно забывают, что опытным путем понятия причины образоваться не может, но что оно или коренится в рассудке совершенно априори, или должно быть отринуто как создание воображения. Это понятие требует, чтоб из чего-либо А необходимо следовало В и притом по безусловно общему правилу. Правда, явление представляют случаи, из которых можно вывести правило, имеющее значение для обыкновенных событий; но опыт никогда не докажет, что следствие есть нечто необходимое. Значит, синтез причины и действия имеет характер, неуловимый опытным путем, именно: что действие не присоединяется только к причине, а полагается последнею и из нее вытекает. Характер всеобщности не может принадлежать опытным законам; ибо посредством наведения они приобретают только сравнительную всеобщность, т. е. широкую приложимость. Применение чистых понятий рассудка должно было бы совершенно измениться, если их признать произведениями опыта.

Переход к трансцендентальному выводу категорий

Только в двух случаях представления и соответствующие им предметы могут соприкасаться, взаимно соотноситься и как бы встречаться друг с другом. Или предмет условливает представление, или представление предваряет самый предмет. В первом случае отношение их будет чисто опытным и представление априори станет невозможным. И это совершенно справедливо относительно той стороны явлений, которою они соприкасаться с ощущением. Во втором, хотя представление само по себе (здесь я не касаюсь того случая, когда оно становится причиной какого-либо действия при участии нашей воли) и не может дать бытие предмету, однако оно может определять его априори; ибо только посредством представления мы можем нечто познать как предмет. Чтоб познать предмет, для сего необходимы два условия: во-первых, наглядное представление, которым предмет дается нам как явление, во-вторых, понятие, в котором мыслится предмет, соответствующий данному наглядному представлению. Первое условие не может подлежать сомнению; ибо то условие, при котором мы наглядно представляем предметы, действительно предваряет их априори со стороны формы. Все явления необходимо должны быть согласными с этим формальным условием чувственности, ибо только посредством ее могут они вообще являться, т. е. быть представляемы. Спрашивается теперь, не предваряют ли предметов априори и понятия как условие, при которых мыслим мы что-нибудь вообще, как предмет; тогда всякое опытное знание должно стать по необходимости согласным с такими понятиями, потому что без них невозможен никакой предмет опыта. В самом деле, опыт, кроме наглядного представления, которым предмет нам дастся, заключает в себе сверх того еще понятие о предмете, данном или являющемся в представлении. Значит, понятия о предметах вообще, как условия априори, лежат в основе всякого опытного познания; предметное значение категорий, как понятий априори, будет поэтому основываться на том, что они именно условливают возможность опыта (по форме мышления). В таком случае они относятся к предметам необходимо и априори; ибо только посредством их может быть мыслим какой-нибудь предмет опыта.

Таким образом, мы получаем принцип, на который следует обратить все внимание: понятия должны быть признаны условиями априори возможности всякого опыта (будет ли в него входить наглядное представление или мышление). Ясно, что за понятиями, в которых заключается объективное основание возможности опыта, должен быть признан и характер необходимости. Указывать, как развивается опыт, в котором они встречаются, не значит выводить их (а только уяснять): может быть, они случайно попадают туда. Не показав их отношения к возможному опыту, имеющему дело со всеми предметами, нельзя уяснить их отношений и к какому-нибудь частному предмету.

Не обратив внимания на указанную нами сторону дела и встретив чистые понятия в опыте, знаменитый Локк пытался выводить их из него и при этом был настолько непоследователен, что отважился, руководясь одним опытом, сообщать такие познания, которые выходят за его пределы. Давид Юм признал, однако ж, что для последней цели необходимо понятием иметь происхождение априори. Но он не мог объяснить себе, каким образом рассудок может осуществлять их в предмете. При этом ему не пришло на мысль, что, быть может, сам же рассудок с помощью этих понятий и есть виновник опыта, в котором мы встречаем предметы. Таким образом, он был поставлен в необходимость выводить понятие из опыта (т. е. из субъективной необходимости, возникающей на основании частой ассоциации, которую мы принимаем за объективную, следовательно, он выводил из привычки) и последовательно утверждать, что невозможно с такими понятиями и положениями выходить за пределы опыта. Очевидно, выводы обоих ученых не могут быть соглашаемы с существованием научных познаний априори, именно чистой математики и общей части естествоведения; они опровергаются фактом.