Именем закона - [52]

Следствие о преступлениях 9-го карательного батальона велось очень долго. Были допрошены сотни свидетелей, проживавших в Советском Союзе. Только летом 1947 года преступники предстали перед военным трибуналом. К этому времени я уже занимал должность военного прокурора Советской военной администрации в Германии (СВАГ). Прошло всего лишь два года, как закончилась война, а в печати Западной Германии и в некоторых газетах союзников стали раздаваться голоса, как будто бы советские власти преувеличивают злодеяния фашистских войск на территории Советского Союза.

В самом же деле даже на Нюрнбергском процессе была раскрыта только незначительная часть злодеяний, чинимых на нашей земле фашистскими войсками и приданными им различными карательными отрядами.

Посоветовавшись с руководством Советской военной администрации и с работниками Министерства внутренних дел, мы решили обнародовать результаты предварительного и судебного следствия. 8 августа 1947 года вместе с отделом информации СВАГ прокуратурой СВАГ была проведена пресс-конференция для иностранных и немецких журналистов. В ней приняло участие около 200 корреспондентов газет многих стран. Опираясь на материалы следствия, на допросы подсудимых и свидетелей, я и мой заместитель подполковник юстиции Б. А. Протченко рассказали о злодеяниях, которые чинил 9-й батальон в Чехословакии, Норвегии, Польше и особенно в Советском Союзе, где карателями было расстреляно более 90 тысяч мирных жителей.

Не все журналисты с доверием отнеслись к нашим сообщениям. Однако этот скептицизм был рассеян, когда, ответив на многочисленные вопросы корреспондентов, я заявил:

— Если среди собравшихся есть желающие ознакомиться со всеми материалами, которые были рассмотрены в суде, в том числе и с судебным протоколом, то такая возможность будет им предоставлена.

Кто-то из немецких журналистов американской зоны оккупации язвительно спросил:

— А нельзя ли хотя бы одним словом перемолвиться с осужденными?

— Почему же «одним словом»? — спросил я. — Мы можем предоставить вам возможность говорить с любым осужденным столько, сколько сочтете нужным.

Мое заявление ошёломило собравшихся. В зале поднялся невероятный шум. Чтобы успокоить расшумевшихся, Б. А. Протченко повторил:

— Господа! Если действительно у вас есть желание побеседовать с осужденными, пожалуйста, назовите, с кем конкретно.

Журналисты высказывались за то, чтобы беседы с осужденными проходили не в зале пресс-конференции, а в тюрьме. Просьба была удовлетворена, и они получили право беседовать с любым осужденным прямо в камерах.

Только поздно вечером закончилась эта необычная пресс-конференция. Большую часть дня журналисты провели в тюремных камерах, беседуя с осужденными...

Идя на такой шаг, прокуратура отчётливо сознавала, что бывшие каратели могли при встрече с газетчиками возвести на нас любую клевету, ведь многие из них были приговорены к смертной казни и ничем не рисковали.

Но ни один журналист не бросил в наш адрес ни одного упрека. Вышедшие в последующие дни газеты многих стран Запада, в том числе и Германии, с глубоким возмущением говорили о 9-м батальоне, назвав его «батальоном смерти», отмечая в то же время строгое соблюдение советской военной юстицией прав подсудимых в суде и на следствии. 10 августа 1947 года о проведенной пресс-конференции в Берлине сообщила и газета «Правда».

У истоков новой жизни

Все труднее стало попадать на прием к Н. Э. Берзарину. Он весь был поглощен заботами о Берлине. Порой казалось, что перед тобой не генерал-полковник и не командующий 5-й ударной армией, а бургомистр. Как-то я шутя сказал об этом Николаю Эрастовичу. Он рассмеялся, а потом сокрушенно развел руками:

— Что поделаешь, таково поручение партии. А если партия поручает, как можно работать иначе?

И действительно, Н. Э. Берзарин иначе не мог. Все, что он делал для армии или для Берлина, делал с огоньком, с душой. В данный момент он весь был захвачен делами города: расчисткой улиц, площадей, работой магазинов, восстановлением водопровода, электросетей, трамвайного движения. Его стол был завален сводками о поступлении муки, мяса, масла, овощей.

Как-то я зашёл к командующему. Он встретил меня обрадованно и заявил:

— На ловца и зверь бежит — вы так мне нужны. Я уже собирался вызывать вас.

— Что случилось?

— Вчера у меня состоялась встреча с политсоветником. Договорились организовать при нашей комендатуре правовой отдел. Начальника отдела должна прислать Москва. Пока мы решили просить вас принять этот отдел.

Я возразил, ссылаясь на то, что сижу уже и так на двух стульях — исполняю обязанности военного прокурора армии и Берлинского гарнизона. Берзарин посочувствовал, обещал поговорить с прокурором фронта о моей «разгрузке», сослался на то, что сейчас всем трудно, а в заключение сказал:

— Вы же понимаете, не можем мы на эту должность поставить строевого офицера или интенданта. Будем считать, что договорились.

Я спросил:

— А какие функции отдела?

— По этому вопросу лучше поговорите с политсоветником Вышинским. Я свяжу вас с ним, проконсультируетесь.

Позвонил Н. Э. Берзарин в тот же день: